Вряд ли ответсек настолько владел английским, чтобы до конца понять письмо, а тем более оценить уровень языка, но суть дела, наверно, уловил.

Данилин письма пока выбрасывать не стал, положил его на краешек стола. Все гениальные Игоревы идеи утвердил быстро и без поправок, даже безумный проект про мусорные свалки, лишь бы избавиться от него поскорее.

Но только тот ушел, как в дверь тихонько поскреблись, и сердце Данилина екнуло – этот характерный звук он знал уже наизусть.

В прошлый раз он долго притворялся, что не слышит, но это ничего не дало, только секретаршу, наверно, обескуражило. Стоит человек за дверью главного редактора и скребется! «Могу же я, в конце концов, и по телефону разговаривать, даже и по вертушке, по правительственной связи, может быть! Почему я должен на каждый звук немедленно реагировать?» – рассуждал он сам с собой. Но все же на этот раз решил эксперимент больше не повторять, сразу откликнулся, сказал громко и ясно: «Да-да!»

Ольга вошла, беззвучно закрыла за собой дверь, молча пошла к окну, уселась на подоконник.

– Доброе утро! – деловым тоном сказал Данилин. По крайней мере, он надеялся, что он так звучит: делово. Не фальшиво. Хотя быть не фальшивым в такой ситуации – это вообще нечто сверхчеловеческое.

– Привет, – вдруг сказала Ольга, ни к кому вроде не обращаясь – так, в воздух перед собой. – Мне надо бы в Прагу съездить, пивка попить.

– А кроме пивка, что там?

– Да с Гавелом можно интервью получить.

– А Гавел – это сейчас важно?

– Гавел – это всегда важно. А перед выборами тем более. Когда у нас опять коммунисты маячат.

– Ну, поезжай. Я подпишу. Только ты там, знаешь, поскромней, без пятизвездочных отелей, пожалуйста.

И воцарилась тишина. Ольга сидела себе на подоконнике, смотрела на Пушкинскую площадь, будто никого, кроме нее, в кабинете не было. А Данилин старался не смотреть на ее длинные ноги – надо же, черт возьми, такую фигуру модельную иметь! Ну и шла бы себе на подиум, вместо того чтобы в журналистике маяться. Хотя на какой еще подиум в тридцать-то лет, да с ребенком…

Ольга с живейшим интересом рассматривала движение транспорта на Пушкинской и молчала. С этой ситуацией Данилин обычно не знал что и делать. Но сегодня был исключительный случай. Сегодня у него было письмо.

– На вот, почитай. Если чего не поймешь, я переведу.

Ольга нехотя слезла с подоконника, уселась в кресло у данилинского стола и взяла помятые листочки в руку. Наморщилась. Стала читать. Вздохнула. Сказала:

– Бред сивой кобылы. На что ты время тратишь?

– А вдруг – правда?

Ольга засмеялась. Сказала:

– Выбрось в корзину.

Помолчала. Потом решила, видимо, все же удостоить объяснением.

– Даже если допустить, что это правда, кому нужны сегодня эти истории времен «холодной войны»? Ну давай, давай поверим ей на слово на минуту. Допустим, действительно мужа этой англичанки – как, бишь, зовут ее? По-итальянски как-то… Джульетта, что ли?

– Нет, Джулиет. Английский вариант того же самого. Но, судя по подписи, в жизни ее зовут просто Джули…

– Пусть будет Джули. Пускай это правда – хотя я, например, уверена, что вранье. Пусть ее мужа-фотографа на самом деле похитил КГБ. Ну и что? Что с того-то? Кому это интересно? Мало ли что все эти разведки творили в то время. Куда как покруче дела! И убийства президентов, и массовая дезинформация, и подкуп, и государственные перевороты… Вербовка членов правительств. Подкуп газет… Почитай, что делалось! И КГБ, и ЦРУ, и «Моссад»… Страшные тайны, гигантские суммы, погоня за военными секретами, за оружейными новинками… И зачем им вдруг сдался какой-то фотограф в глухой английской провинции, а? На фиг он вообще им понадобился? С какого такого перепугу?