Потянуло бензином. От сильного головокружения Елизавета покачнулась. «Боже! Что же они, изверги, творят!» – подумала, сползая по стене. Откуда-то, как из небытия, послышались безумные вопли. Запахло гарью. Взревел мотор и почти сразу раздалась автоматная очередь.

Когда Елизавета пришла в себя, всё стихло, улица опустела. Лишь на мостовой тлели обгоревшие человеческие останки и, распластавшись, покоились изрешечённые тела трёх мужчин, подростка и женщины в чёрном.

Первое сентября перестало быть праздником в семье. Елизавета даже решила не отправлять детей в школу. Две последующие недели провожала и встречала. Сегодня отпустила одних. Сама же принялась за генеральную уборку. Она замечала каждую пылинку, поэтому полдня тёрла и намывала, не следя за временем.

Всё это время Варвара Тимофеевна лежала, безучастно глядя в потолок. Вдруг прошептала чуть слышно:

– Плохо мне.

Елизавета в последний раз отжала половую тряпку, вытерла руки о фартук, присела рядом.

– Не печальтесь, мама. Лето пережили и осень переживём.

– А чего ждать-то? Ноги не ходят. Голодно.

– Так вы сами есть отказываетесь. Всё детям бережёте. А я, меж тем, с начала месяца регулярно хлеб по карточкам получаю. В городской управе обещали, что скоро на мясо, рыбу и молоко тоже станут карточки выдавать.

Пришла Арина с игрушками. Уселась на полу, принялась баюкать Ванечку. Вдруг она спешно положила «сыночка» в кроватку. Задрала халат вместе с майкой, уставилась на свой живот.

– Мам, а почему он у меня ходит? – спросила с тревогой.

– Животик-то? Так всё просто – ты же дышишь. Вдыхаешь, он надувается, а выдыхаешь – становится пустым и тонким, как мешок, из-под крупы, – пояснила Елизавета, а сама подумала, какая же Арина интересная девчушка.

Дочка тем временем продолжала:

– Гм, значит, я одна дышу, а другие нет? Вон у бабушки ничего не поднимается.

В прихожей зазвучали голоса.

– Ученики вернулись, – Елизавета вздохнула с облегчением, поднялась с дивана.

В дверном проёме показался Коля – на голове дарёная пилотка, на плече ранец.

– Всем здрасть, – сказал он деловито. – Аринка, чего тут с голым животом расселась? Есть пошли.

Та одёрнула подол и поспешила за братом.

– Аринушка, перед едой следует помыть руки, – напомнила Елизавета. – Давай вместе.

Из кухни потянуло сладким ванильным ароматом. Когда Елизавета с Ариной вошли, на плите, ворча, уже закипал чайник. Надя сидела за столом. Коля сосредоточенно нарезал кекс. На блюдо ложились ровные треугольники с волнообразными нежно-золотистыми бочками, мягко оттенявшими белоснежную пористую сердцевину.

– Откуда это?! – воскликнула Елизавета, всплеснув руками, и вопросительно посмотрела на сына.

– Вот, мама, хватит картошку да хлеб есть, – начал Николай деловито. – Теперь я знаю, как можно еду добывать. Мальчишки рассказали, что на станции помогают приезжим вещи носить. Ну, после школы пошёл с ними. Смотрю, в вокзале немец с тяжеленным чемоданом. Я подбежал первым. На пальцах объяснил, что хочу помочь. Дотащил до машины. А он мне – большой кекс.

– Какой добрый дядя! – воскликнула Арина, сглотнув слюнку.

– Никакой он не добрый! – взвился брат. – Просто заплатил мне за работу. Ненавижу фашистов! Вырасту, стану военным, как папа. Буду бить этих гадов беспощадно, – он замахал невидимой саблей. – С бешеной собаки хоть шерсти клок, так ведь, мама?

– Коленька, сыночек, как же ты? Такой-то худенький. Смотри, брючки узёхоньки, да и те под ремешком в гармошку собраны, а такую тяжесть тащил.

Елизавета всхлипнула. Арина обвила её шею ручками и тоже заплакала.

– Ой, женщины, вам бы только реветь. Давайте уже есть.