Гармония дает ему пощечину, что вызывает шквал аплодисментов в зале, и переходит на поляну перед замком, где происходит дуэль.

– Не занимайтесь ерундой, господа! Займитесь чем-нибудь другим!

– Чем? – спрашивает один из них.

– Народом, скажем, или еще чем-нибудь общественно-полезным.

– Народом… – хмыкает дуэлянт, – вот еще ерунда, – и протыкает зазевавшегося противника.

– Разрешите пройти, господа, – говорит юноша.

– Пожалуйста, – отвечает дуэлянт, вынимая шпагу из груди оседающего противника.

Юноша проходит и слышит за собой стук падающего тела.

– Ну, хорошо, – говорит она, подходя к краю сцены, – что вы хотели мне сказать?

– Не сказать, а показать, – говорит он, подходя к ней сзади, и на глазах ахнувшего зала разрывает платье на груди.

«Как оказалось, во сне, который приснился и ей, в чем упрекала впоследствии. Она постоянно жаловалась, что я навеивал ей эротические сны. Чем же еще заниматься в окопах? Ни в каких окопах я, разумеется, не был, но так говорится. В конце войны, будучи летчиком, летал с английским генералом из Афганистана в Бухару. Генерал предлагал ввести английские войска для защиты от большевиков, но эмир отказался, хотя и встретил нас, как королевских особ. Я использовал опыт пребывания в Бухаре в гостях у эмира Бухарского, чтобы с участием Гармонии Брамс и Патриции Шарм снять фильм…»

«Датская киноактрисы Гармония Брамс и Патриция Шарм, – рассказывает Кирсанов в салоне дирижабля, – бегут от ужасов гражданской войны в Бухару. Эмир присылает за ними поезд со своим личным вагоном. По пути на них нападают красные. Белые офицеры, охраняющие поезд, переводят дам в кочегарку паровоза, а поезд отцепляют. Паровоз ускоряет ход, а вагон эмира остается на разграбление большевиков».

В вагон входит человек в круглых очках с бритой головой и подвижным лицом с крючковатым носом, похожим на клюв хищной птицы. Он приподнимает стекла очков вверх, и одну пару вниз, оставляя два стекла посередине, создающие ощущение шести глаз. Он берет со стола украшенную бисером сверкающую ткань и, пропуская ее сквозь пальцы, роняет на пол.

– Красота, – говорит один из солдат.

– Хм, красота, – говорит Шестиглазов и проводит пальцем вокруг.

Два его охранника из ручных пулеметов расстреливает роскошную обстановку вагона.

– Вы лучше занимались бы тем, что вам поручили, а не смотрели по сторонам. Опять упустили, – морщится Шестиглазов, с отвращением отпихивая попавшуюся под ноги голову. – Расстреляйте каждого десятого из… оставшихся в живых, – указывает он адъютанту на солдата, сказавшего о красоте, – в назидание за плохую работу.

– Жаль красоты, – говорит адъютант, выходя из вагона. – В том смысле, что ценности можно продать.

– Красота развращает людей, – говорит Шестиглазов. – Она не нужна. Красота пережиток прошлого. Она требует денег, чтобы ее покупали. Спрос рождает предложение. Необходимо разорвать замкнутый круг. Нужно уничтожать всю красоту на земле.

– Всю? И красоту заходящего солнца? – указывает помощник на заходящее солнце.

Шестиглазов делает знак рукой, и его пулеметчики, задевая верхушку бархана, стреляют в закат.

– Не подчиняется?

– Пока, – говорит Шестиглазов. – Солнце, склонись! – достает он часы на цепочке и стучит по циферблату. – Даю полчаса!

– Вы победили.

– Мы осажденная крепость… как всегда… на которую смотрят в лорнеты, монокли, пенсне, телескопы, бинокли, очки, перископы и… микроскопы. Действуя с военной беспощадностью, зная о том, что наступит всеобщая социалистическая война, и при гораздо большем оружии, чем можно учесть и раздать для обучения взрослого населения без различия пола и возраста даже, мы в силах одолеть изъявления усталости и колебаний и укрепить себя в сознательной выучке, став как светоч для всех в горниле кровопролития.