– Красота у самой себя в плену, – отмечает мальчик.

– Бойтесь людей с как будто бы прилипшими улыбками на лице. Они – само обаяние, но…

– Именно таким я собираюсь стать…

«И, как видите, стал, – добавляет Кирсанов в салоне дирижабля. – Такими мы были в детстве, такими остаёмся и поныне. Спросите, кто мы? Отвечу: мы, Кирсановы! Говоря „мы“, имею в виду то, что живу, как уже говорил, несколькими жизнями одновременно. Оставаясь тем, кем себя заявляем в реальности, „мы“ на самом деле являемся одной и той же личностью – режиссером Кирсановым. Более рациональным языком объяснить подобный феномен невозможно – остается только поверить. Меня часто спрашивают, кто я, чем занимаюсь и что имею в виду…»

– Что вы ищите, молодой человек, позвольте спросить?

– Место в Лондоне, обозначенное на карте из коллекции лорда Хешинера, которая частично сгорела в восемнадцатом веке. Мне необходимы карты разных лет. На пересечении линий от одной исчезнувшей башни к другой… существующей… должна обнаружиться точка, в коей и находятся искомые сокровища или разгадка жгучей тайны. Поскольку вы – полицейский…

– Минуточку, откуда узнали, что я полицейский? Впрочем, понятно. Вы человек наблюдательный, должно быть, – художник. Вот, вы художник, а я полицейский – сугубо земной человек. Но в каком-то смысле наши профессии схожи.

– Моя фамилия Кирсанов. Запомните: Кирсанов! Я – самый известный из всех неизвестных создателей прекрасного в мире.

– Нескромно… нескромно, но вам видней. Быть может, и вы мастер своего дела. Чтобы поймать преступников, я изучаю окурки, отпечатки пальцев снимаю, допрашиваю свидетелей. Имеются, однако, другой способ, и я его пытаюсь использовать ночью: брожу по Лондону в поисках заветной двери, чтобы увидеть наш мир с изнанки. Поймите меня правильно: я не сумасшедший…

– Пока вы искали, я изобрел аппарат для заглядывания в прошлое.

– И где он?

– Здесь, в голове.

– Покажите тогда что-нибудь.

«В мгновение ока англичанин оказался у входа в шикарный отель, куда и вам предлагаю переместиться. Взглядом, во всяком случае. „Скажите, пожалуйста…“ – обращается англичанин к щеголю в белом костюме, сидящему в кресле с книгой на террасе отеля…»

– Ларелла ла би, – не дослушав вопроса, заявляет щеголь, – как говорят ларебийцы, что означает Лареллия превыше всего, – и вновь углубляется в книгу.

– Простите, как вас зовут…

– Битвинус.

– С… странное имя… что-нибудь означает или так себе ничего не значащее звукосочетание?

– Неуместный вопрос. Я Гермес! Трисмегист, если хотите. Квазифическая сущность, мастер красного слова, а также бардового.

– Что-то вы притчами выражаетесь. Вы литератор, должно быть?

– В моем ответе все заключено. Если не нравится Битвинус, зовите меня Твимбус, Гипнозис или Гекубис. Что мне Гекуба, слыхали такое? Не хотите, то – Антиномис.

– А я, тогда кто?

– Маркиз де Караба, если хотите?

– Да-а… Кто бы мог подумать! А где мы?

– На острове, где же еще.

– Что за остров?

– Ну, вы совсем без памяти, как я на вас погляжу. На Ларелле!

– Что за Ларелла.

– Старинное название Лапуты, если это вам о чем-нибудь говорит.

– Мы, на острове? Что за дом такой вычурный?

– Отель Элизей, и этим все сказано.

«Он так и остался сидеть за столом с разведенными от удивления руками. О том, что буду знаменит, я узнал, в будущее заглянув невзначай, из текста саркастической поэмы обо мне. Пропускаю „ковер словесной вязи“ и прочие завитушки, и приступаю к сатире. „В ветвях орнамента, паучьи сети распустив… надо же, какой па-а-фос! … сатир сидит факир-иль-чародей и лунными торгует бликами обмана. Поклонниц глупых мотыльковый рой – губительная лампа: „Хочу, чтобы покончил кто-нибудь из-за меня с собой!“ Фраза гибкая и пестрая, словно гюрза, по бархату зеленому ползет в его поверьях…“ Ну и так далее… Напрасны попытки меня вразумить. Я – из алчущих неправды, негодяй по призванию. Любая сатира на меня – панегирик».