Тут в каждом какая-то брешь.



Недавно свиданье покинув,


несусь средь знакомых рутин,


глазами плебеев окинув,


я делаю вывод один,



что все они скопом широким


не стоят тебя лишь одной,


и что я живу одиноко,


и жизнью пустой, проходной;



что каждый портрет удручающ,


в любом утомленье и лень;


что только лишь ты освещаешь


накормленный тучами день!





Просвириной Маше


Пойманный морозом


Кусает мороз за ладони и щёки


стальными клыками, сырым хрусталём


и пьёт тишину, и сжимает все соки,


и носится призраком ночью и днём;



как зверь многомордый, кривится оскалом,


который лишь пойманным виден в борьбе


(тишайшей, смиренной, бескровной, безалой)


средь поля, в лесной иль кирпичной толпе.



Иных загонял он в кусты, подворотни


и в бедных постелях хибар заставал,


в окопах жевал он несчётные сотни,


а мой дух, похмельный на лавке достал.



Как только от носа, ноги и предплечий,


ползя, доберётся до сердца, души,


доест, не согревшись нутром человечьим,


сбежит и отсюда, из верной глуши.



Минув все капканы сосулек, сугробов,


освоившись в новом краю, там кружит,


в мечтах о прокорме холодной утробы


на новую жертву невидно глядит…


Красная кнопка пульта


Будто бы внуки торговок, шаманок,


дети иль пасынки шлюх и убийц,


с сальными рылами, корками масок,


гримом иль даже подобьями лиц



смотрят с картин небольших и шумящих,


ум обнажая, зады, декольте,


голосом пошлым, тупым и курящим


шумно вещают о моде, Христе,



жёнах истерзанных, хвореньких детях,


битвах соседей и скрепах владык,


рыбке, попавшей в вождистские сети…


Слюни до масла взбивает кадык.



Речью флиртуя с утра до рассвета,


даже врагами пытаясь грозить,


учат и учат с экрана поэта,


как ему глупому, тленному жить.



Всё же дома двадцать первого века -


это не крепость. Тут звери вестей


лезут под скальпы и в дыры, под веки


пиксельным роем различных червей.



Вход открываем, впуская сторонних


(лестных и алчных, придурочных, злых)


в щели цветные и чёрно-оконье,


в рай своих будней и снов, выходных.



Эх, вперемешку хлеб, похоть и розги!


Страшно жить в этом информо-цеху.


Ключ ко спасению нервов и мозга -


правая, яркая кнопка вверху…


Россыпи


Вкусно-кофейные родинки-капли


манят голодного до нежно-ласк.


Тайные, тёмные, кожные вкрапы


тело окинули, профиль и фас.



Редкие точки украсили плечи,


спину и бёдра, и грудь, и живот.


От упоенья теряю дар речи,


видя шедевр девичьих красот.



Будто волшебные брызги от кисти.


Милая россыпь, икринки. Как прииск!


Вижу такое впервые я в жизни!


Властной природою выданный приз.



Скромная, сытая, славная фея


взор опустила, принизив тем рост,


ждёт, материнством, желанностью вея,


с чёрными струнами мягких волос.



Добрая девушка, с пухлой улыбкой,


кажется скромною, гибкой, как нить.


Было бы самой дурною ошибкой -


шанс обнажённый сейчас упустить…



И потому неспеша приближаюсь,


чтоб не спугнуть озорством распашным,


и поэтичной душой прикасаюсь,


чтобы притронуться всем остальным…


Черепки – 20


Вот все говорят, Сталин – крепкий, великий,


отчизне, народам могучий отец.


Но я обнаружил другие улики,


что он тех народов сажатель, стрелец.



***



Маленьких тигров порою гоняют


бывшие волком собаки и псы.


Вовсе не воют, а гавкают, лают,


и под ладони суют все носы.



***



Я Вам подарю необычный цветок,


чтоб снова узреть наслаждения стон,


услышать вдох-выдохов сладкий поток -


анальную пробку – блестящий бутон.



***



Воронки глаз и рта, ушей


с желаньем, без него вбирают


картинки, сводки новостей…


Грязь с нижних щелей вытекает.



***



Весь мир – совокупность воды и пылинок.


Весь мир – обиталище мяса, костей.


Их смерть, сочетания, смена новинок -


есть сути и тени любых новостей.



***



Я – самое чёрное, без благородий,


чудное, сердитое; едкий, как дым.


Я – тля и завистно-скупое отродье