Домой я возвращалась уже не как в тумане, а наоборот, окрыленная надеждой. Я торопилась. Я почти взбежала на свой третий этаж. Но мамы под дверью не было. И меня снова охватил страх. Я не позвонила бабушке. Мама не вернулась за то время, что меня не было. Я снова осталась одна. Я не знала, что делать дальше…
Я снова плакала. Ждала. Думала. Сидела. Ходила по квартире. Считала время.
Мама вернулась около девяти вечера. Оказалось, что она каталась и забыла о времени. Уехала слишком далеко, пыталась вернуться. Заблудилась. Вышла на лыжню, которая привела ее на самую окраину города. Там она спустилась в город и добиралась до дома на общественном транспорте. Она рассказывала это, а я ревела. Она смеялась, успокаивая, приговаривая, что я, глупенькая, зря испугалась.
Я рассказала, что ходила к Раисе Степановне. Мама заметно напряглась, когда услышала о том, что я ходила к ней, чтобы позвонить бабушке и дедушке. Я, сбиваясь, рассказала, что в итоге звонить не стала. И с облегчением осознала, чего избежала. Скандал был бы грандиозный. Мама часто пугала меня рассказами о том, что бабушка и дедушка хотят забрать меня у нее и увезти в деревню. На фоне произошедшего эти рассказы могли стать реальностью. Мы быстро собрались и пошли к Раисе Степановне уже вместе. Мама долго объясняла ей ситуацию и просила не говорить ничего бабушке при встрече. Мама боялась.
Этот день закончился, наступил следующий, и все пошло своим чередом. Время, кажется, стирало из памяти этот эпизод, да только не бесследно. Думаю, в тот день я по-настоящему повзрослела. Что-то очень важное надломилось во мне, словно добавилась какая-то тяжесть внутри. Я все чаще стала задумываться о том, что плохо быть привязанной так сильно к кому-то. Плохо так бояться за кого-то и любить кого-то настолько сильно. Плохо для себя. Потому что всегда может случиться что-то неподвластное тебе. Что-то плохое. Лучше быть одной. Самой по себе. И тогда не придётся быть всегда готовой к потерям.
Не могу точно объяснить свои чувства тогда и убеждения, которые начали формироваться, но могу сказать с уверенностью, что именно с той поры меня долго преследовало чувство опасности. Или точнее, отсутствия безопасности. Я словно была всегда наготове, что может произойти что-то плохое. Мой страх, притупленный годами взросления и работы над собой, уже долгое время живет во мне. Он часто проявляется в недоверии. Я не доверяю людям, даже близким. Мой страх мешает мне быть полноценно счастливой. Я училась принимать его и не поддаваться ему, но, к сожалению, это не всегда получалось. Только с работой над этой книгой он стал покидать меня. Надеюсь, навсегда.
В восьмом классе наконец-то закончилась эта каторга под названием танцы. Мама разрешила бросить занятия балетом. Поспособствовало этому как раз появление у нас собаки. Мать наотрез отказалась оставлять питомицу дома для того, чтобы вечером встречать меня с занятий. Занятия заканчивались поздно, на улице было темно, идти приходилось по темным аллеям целую остановку. Я бегала одна. Мне было очень страшно, но деваться было некуда. Просить маму забирать меня было бесполезно.
Так прошла вся осень и зима. Весной встал вопрос о том, что пора шить костюмы для выступления. На это нужны были деньги. Пачки и пуанты стоили недешево. Денег не было. Они уходили на содержание животного и на еду. Я как-то в очередной раз заикнулась о том, что у меня болят ноги. И произошло чудо. Мама разрешила бросить балет.
Я и раньше постоянно жаловалась, что у меня болели ноги. На ступнях возле больших пальцев за эти годы занятий сформировались большие шишки. Они болели и ныли. Мизинцы подогнулись под ступню и стали крючкообразной формы. Постоянно болели колени, особенно одно. Я часто накладывала себе компресс из спирта и закутывала колено в шерстяной платок. Я считала, что ничего страшного не происходит и надо просто потерпеть. Я не видела для себя возможности для принятия самостоятельного решения о том, чтобы прекратить все это. Я ждала, что все прекратиться только по разрешению моей матери. И когда, наконец, я это разрешение получила, это стало настоящим облегчением для меня.