Вдруг я услыхала чьи-то торопливые шаги – срочные и громкие.

Дверь резко распахнулась, и на пороге возник Агний в белом полушубке; на его волосах сохранились снежинки с мороза.

– Агний… Моран, он…

– Я знаю. Увидел кровь на его одежде.

В одно мгновение он проследил за моим состоянием – его скулы напряглись, и я впервые увидела вспышку ярости на его лице.

Он метнулся ко мне, проворно захватил полотенца, и поднял меня из воды. Его руки обхватили меня, оберегая; от него исходило тепло, пока он нес меня через коридоры к своим гостиным покоям.

Там, в гостиной, он бережно уложил меня на мягкую кушетку у потрескивающего камина, где пламя плясало, словно дикие духи.

– Благодарю. Если бы не ты, Агний, я бы там и замерзла до потери сознания.

– Прости, я должен был появиться раньше. Моран подверг опасности всех, когда бросился за тобой в лес. Я хотел сделать это первым, но он меня опередил. Казимир вообще мог бы умереть, останься он за пределами поместья чуть дольше.

Надо было задержать Морана подольше тогда своим поцелуем. Быть может, тогда этот изуверский духовник получил бы по заслугам сполна! Пытался расправиться со мной, а потом удрал на свою вылазку…

Когда Агний ушел готовить чай, меня привлекло мерцание огня. Оно завораживало меня – то, как оно пожирало древесину и давало взамен тепло – за все нужно было приносить жертву. Я чувствовала себя подобно кукле, выброшенной после окончания игры: красивая, но сломанная, брошенная, поскольку больше была не нужна… Но Агний был другим: он всегда возвращался, чтобы починить то, что было сломано во мне. Заботливо он собирал осколки моей человечности, вдыхая силы в мой дух так, как мог сделать только он.

Я сбрасываю одеяло и приподнимаюсь с кушетки, перебираясь поближе к огню. Начинаю избавляться от влажной одежды и вскоре оказываюсь совершенно нагой.

Беру одеяло и оборачиваю его вокруг себя, чтобы было потеплее. Я прекрасно ощущаю его присутствие позади себя: Агний уже некоторое время находится в комнате и молча наблюдает за мной из тени.

– Знаешь, мне доставляет большое удовольствие знание того, что ты наблюдаешь за мной, – не поворачиваясь, замечаю я.

Он прочищает горло, приближаясь к сервировочному столику, на который аккуратно помещает две чашки.

– Извини меня, – его голос низкий и исполнен благоговения. – Я уже слишком давно не видел женских форм, и никогда еще не встречал столь изящных.

Агний подбрасывает в огонь еще дров, и пламя ярко вспыхивает.

– Я отведала человеческой крови. Теперь упырь властен надо мной в полной мере? – тихо вопрошаю я.

Он замирает от моих слов, его взгляд прикован к огню. Наблюдаю, как его черный глаз поглощает весь свет вокруг, а голубой, наоборот, – отражает его.

Я подношу чашку с чаем к губам, вдыхая умиротворяющий аромат ромашки.

– Агний, – мой голос едва превышает шопот, и я ласково беру его руку, направляя ее к своей щеке. Его неспокойный взгляд встречается с моим, и что-то в нем смягчается. – Давай сбежим отсюда вместе? – мягко прошу я, прижимаясь к его ладони губами. – Только ты и я. Теперь я свободна от метки, и ты можешь оставить это поместье позади. Со мной.

Он сосредоточенно разглядывает мое лицо, но по его лбу пролегает тень, и он опускает взгляд.

– Как бы я ни жаждал такой свободы… Я не могу, Шура. Бросить своих братьев – значит предать их и обречь на прозябание здесь.

Он качает головой – медленно, твердо и болезненно. Во мне закипает разочарование.

"Он прошел испытание! Оставь его," – кричит во мне тоненький голосок истинной Шуры.

С обретенной твердостью я гордо вскидываю подбородок и встречаюсь с ним взглядом.