– Я надеюсь, что все хорошо у вас будет, – помялся я.

– Да, спасибо! – улыбнулась она, но сделала это как-то грустно. – Я и сама сюда только в конце этого апреля приехала, пока неизвестно, насколько.

Дабы не спороть какую-либо чушь, а главным моим врагом всегда был мой язык, я поспешил перевести тему.

– Слушай, а что это вообще такое было? – спросил я, указывая на уже скрывшуюся за поворотом церковь.

– Что именно? – вскинула бровь Мила, оборачиваясь ко мне.

– Ну, там, на улице? Что это за сборище?

– А, это, – задумчиво протянула она, – это Церковь Пресвятой Матери, как они себя называют.

– Пресвятой Матери? – переспросил я.

– Да, – кивнула Мила. – Только не той самой матери.

– О чем ты?

– Ну, в смысле, не христианской матери, а какой-то другой, – ответила она. – Ты не обратил внимания на их символы?

И тут я понял, что совершенно не обратил никакого внимания на символику, которой себя обозначала эта странная церковь.

– Нет, не обратил, – честно признался я. – А, что?

– Ладно, потом еще увидишь, – махнула рукой Мила. – Да, странные они, в общем. У нас на работе женщина, она терапевт участковый, рассказывает, что по работе приходилось иметь с ними дело, даже из интереса зашла как-то, а там странно у них все, вроде бы как христиане с виду, а на деле все не так у них. Бабушка у нас верующая, знает там кое-кого, называла их язычниками всегда, говорила в дом не пускать и ничего из рук не брать, – мрачно усмехнулась она. – Они, кстати, и к нам приходят, приносят свои книги и брошюры, но мы с мамой их всегда прогоняем.

– Жуть какая, – нахмурив брови, подытожил я.

– А то! Видел ту женщину? Она там как бы главная у них. Дария ее имя. Это ее церковь. Начала с того, что наркоманам и алкоголикам помогала с зависимостью бороться, советы разные давала странные, так те ее указания выполняли и потом говорили, что Дария – святая женщина, необычная, что слушать ее надо. Подтягивали своих родных и друзей, та стала и им жизненные советы раздавать, ну так и закрутилось. Ну и у них она теперь по всем вопросам знаток и наставник. И, знаешь, вроде бы даже, правда, бросают люди и наркотики, и алкоголь, и из депрессии выходят, но… не знаю даже, как сказать, замыкаются потом, ни о чем, что с церковью связано, не рассказывают, но постоянно у них: «У матери Дарии совета спроси. Как мать Дария сказала. Мать Дария так учила», ну ты понимаешь.

– Ну, примерно понимаю.

– Вообще, бабушка эту Дарию знает лично, не знаю, откуда, но они при мне уже не общались ни разу, а мама всегда отнекивается, когда я спрашиваю. Вообще, у нее, то есть, у Дарии, муж погиб несколько лет назад, вот она такая мрачная и ходит с тех пор. Не отойдет никак, наверное.

– Может, умом тронулась?

– Не знаю. Да, кстати, это ведь она сама приходила к нам. Мы с мамой ее не пустили, как я уже сказала, так она говорит, типа: «Вы бабушки ради меня пустите, я ей помогу», а мы ее гоним, так она потом еще в подъезде стоит с минуту и молитву читает, – вновь рассмеялась она. – Не, на самом деле, ничего смешного тут нет, жутко это, когда на деле случается. Она очень фанатичная и мрачная такая. Кто знает, чего от нее ожидать?

Я понимающе покивал головой. Мы дошли до магазина, в котором Мила присмотрела себе какие-то крема и пудры. Больше о Церкви Пресвятой Матери мы с ней в тот день не говорили, не говорили мы более и о своих личных проблемах, только вспоминали хорошее, вспомнили что-то из наших школьных лет, делились воспоминаниями из института. Когда-то с Милой мы много общались, были хорошими друзьями. На самом деле, да, я тогда был по уши влюблен в нее, но так и не смог признаться ей в этом. По поводу ее чувств я с уверенностью ничего сказать не мог. После школы мы разъехались по разным городам, и со временем наше общение постепенно сошло на «нет». Пожалуй, мы познакомились, когда я учился в девятом классе, а она в восьмом, насколько я могу помнить. И вот мы шли и болтали как ни в чем не бывало словно в последний раз виделись с месяц назад. Забавно.