***

Позднее, попив жидкого чаю и скручивая самокрутку, Виктор Воробьёв попросил сержанта, командира первого отделения более подробно рассказать об утреннем бое, так как пулемётчики в нем не участвовали.

– Да что это за бой, двумя танковыми и двумя пехотными батальонами немцев из деревни вышибли и потери всего-то две подбитых тридцать четвёрки и двое раненых во втором батальоне. Танковые экипажи живые, танки уже в мастерскую оттащили, подлатают и снова в строй. Мы сначала отделением на броне восемьдесят пятки4 ехали.





– Новые, они уже в войска поступили? – удивился пулемётчик, о новых танках уже шли разговоры в войсках.

– Оооо, это сила, семьдесят шестые5 по сравнению с ними хлам, – восторженно рассказывал сержант. – Их в четвёртой танковой бригаде рота, девять танков. Вот на одном из них мы и ехали. А когда метров за пятьсот мы спешились, из деревни три тигра6 выкатились и два наших семьдесят шестых подожгли. Тут восемьдесят пятки по тиграм долбанули, и от этих драных кошек только искры полетели.

– А что, по вам никто не стрелял? – продолжал расспрашивать Виктор.

– Стрекотали пулемёты, да что толку, мы за танком прятались. А потом артиллеристы с миномётчиками все их огневые точки подавили, и мы свободно в деревню вошли. Немцы уже в драпака ударились, одни убитые валялись.

– А что, вы так ни одного немца и не убили?

– Как же убили одного, вон Саныч и убил.

– Саааныч убил? – удивился Виктор. – Колька, а ты чего мне не рассказал, как немца убивал? – повернулся он к раскрасневшемуся от выпитой водки, Санычу.

– А чего там рассказывать, вон пусть сержант хвалится.

– Вот и похвалюсь, – задетый за живое продолжил свой рассказ сержант. – Мы когда уже заканчивали зачистку деревни, из крайней избы фриц выскочил, он наверное пьяный дрых, вот и проспал всё. Здоровый такой, рыжий и в каске, глаза шальные – и кинулся к нам с ножом, а Саныч тут как тут.

– Что застрелил? – спросил сидящий рядом Иван.

– Если бы, но этот чёрт как двинул немцу кулачищем сверху по каске, у того аж зубы лязгнули, глаза закатил и свалился. Я-то думал, что Саныч его оглушил, но когда после боя пришли посмотреть, немец был мёртвый.

– Не может быть! – ахнул Иван.

– Как это не может, весь взвод видел.

– Ну, в это я поверить могу, у нас в деревне бабы про Колюху баяли, что он быку по башке кулаком бабахнул – подтвердил Воробьёв.

– Быка, кулаком? – заинтересовался сержант, – ну-ка расскажи.

– А это пусть он сам рассказывает, Коль расскажи им про быка.

– Про Мотьку что ли? Ну, про Мотю я расскажу, – усаживаясь поудобнее, заулыбался Саныч. – Дело было прошлым годом в начале мая, – попыхивая цигаркой начал он. – Уже начали скотину выводить на пастбище, а кто деревенский, тот знает, что коровы в эту пору озорные, драчливые, то и дело схватываются. Поэтому их первое время на верёвках водят.





Старики говорят, коровы выясняют, кто королевой стада будет. А я думаю, они из-за Мотьки дерутся, этот стервец только по одной за день покрывал. А бабы, они везде бабы, хоть и коровы.

Заинтригованные солдаты начали похохатывать в предвкушении развлечения, а Саныч продолжил.

– Значит, иду я вечером по деревне от Маньки.

– Чё, опять утешать ходил? – перебил кто-то из слушателей.

–Да не о том речь, а на встречу Мотька идёт, злющий, остановился метрах в двух от меня, голову опустил, из ноздрей пена, копытом землю роет, наверное требовал чтоб дорогу уступили. Но не на того напал, рассердился я и огрел его сверху промеж рогов.

– Утешилкой своей что ли? – вставил словцо Иван.

– А ха, ха, – взорвались смехом солдаты.

– Что я изверг какой что ли, над животиной издеваться? Всего лишь кулаком.