– Давай возьмём, только проснёшься ли, сынок? Мы на самой зорьке поедем, как корову подою, так и поедем, – отвечала мать ласково глядя на сына.

– Сами не проспите, а я ещё вас разбужу, – уперев руки в бока, заявил мальчишка.

– Ну, если и нас разбудишь? Тогда отец пойду Валентину просить, пусть маленького к себе заберёт, как скотину в стадо выгонит…

***

Но Витька всё проспал. И как мать корову доила, как укладывала в корзинку еду на завтрак, даже не проснулся, когда отец на руках выносил и укладывал его на брошенную в телегу, накрытую холстиной охапку прошлогодней соломы. Не слышал как отец, понукая, гнал лошадку за деревню, в пойму небольшой речушки, где была хорошая и ещё не скошенная сельчанами трава.

Лишь когда золотые лучи взошедшего над лесом солнца упали на лицо мальчика, сладко спящего под лоскутным одеяльцем накинутым матерью, он проснулся:

– Мама, что это? – удивлённо спросил Витька, открыв сонные глазки, такого он ещё не видел.

– Это сынок солнышко встаёт.

– Как красиво, я теперь каждое утро буду солнышко встречать, – прошептал парнишка…

Потом он бегал между валками свежескошенной травы.

– Вжик, вжик, – размахивал косой отец.

– Вжик, вжик, вжик, – пела в его руках литовка.

Оставшиеся стебли травинок иногда больно кололи босые ножки мальчишки, но Витька, не обращая на это внимания, весело крича и улюлюкая, помогал матери, разбивающей валки для просушки самодельными граблями…

Позднее, когда они отдыхали в тени развесистой берёзки, позавтракав сваренными целиком, картофелинами. Испечённым ещё с вечера в печи, ржаным хлебом и запив из бутыли свежим, утрешней дойки молоком, мать увидела зависшего высоко в небе жаворонка.

– Сынок, – позвала она Витю. – Ты жаворонка когда-нибудь видел?

– Нет, а где его можно увидеть?

– В небе, только сначала его надо позвать, скажи громко несколько раз, жаворонок, жаворонок прилети и он прилетит.

– Жаворонок, жаворонок прилети! Жаворонок, жаворонок прилети! – громко позвал мальчик.

И тут над лугом раздался весёлый щебет порхающей в вышине птички, песней призывающей свою подружку.

– Вон он, прилетел! – закричал Витька, показывая в небо пальцем.........

– Хорош ночевать, пулемётчики! Пока спите, девки с деревни пулемёт упрут, сами то вы им и на хрен не сдались, – громыхнуло в окопе. Напротив едва прикорнувших Виктора и Ивана, стоял ухмыляющийся Саныч.

– А Ссаныч, чё припёрся? Такой сон видел, эх, не досмотрел из-за тебя, – протирая глаза и позёвывая, пробормотал Витька.

– Сколько раз тебе повторять Воробьёв – не ссаныч, а Саныч, ты мне хоть и друг, но оскорблять себя не позволю даже тебе, ещё и при посторонних, вон Ванюха скалится, – притворно водя кулачищем перед Витькиным носом, гудел Коля.

– Чё, драться будешь как в школе? А то неохота опять колотить тебя Колька, с голодухи, – продолжал широко зевать Витька. В школе Колька, бывало задирал Витьку, недолюбливая серьёзного и хорошо учащегося парня, а Витька не поддавался, упрямо вставляя в прозвище Саныч ещё одну букву с.

– А ты попробуй, ну-ка.

– Так-то раньше было, а сейчас ты мне друг, но если хочешь, побью, только после победы, когда домой вернёмся.

– Ну, тогда живи Воробьёв, – Саныч наконец убрал кулак от Витькиного носа. – А чего снилось то?

– Деревня, сенокос, мама с отцом и никакой войны, вот бы туда сейчас, – Виктор потянулся, охлопал штаны, стряхивая нападавший песок и взглянув на Саныча спросил. – А скажи ка мне Колюха, почему это мы девкам не нужны? И на хрена им наш пулемёт?