– Что ты хочешь этим сказать, Секач? – спросил Зураб.

– То, что пока остальные братья отряда напиваются, трахают местных девок, и просто караулят улицы, мы с вами готовим в городе настоящий переворот. Сначала мы добрались до капитана и его шестерок. Потом наверняка доберемся до приближенных эмира, а затем возле правителя Хашшалафа останется только наш бравый лейтенант, который возьмет всю власть в этом паршивом городе в свои огромные ручища. Братья отряда будут командовать в этом месте и установят здесь свои порядки. Слишком уж много у пустынников своих тонкостей. Не обижайся, Зураб. Во-первых, обычаи и религия, что заставляют их молиться по три раза на дню, когда в это время стоило бы возводить вокруг города рвы и сооружения, готовясь к войне. Во-вторых, местные жители дома и чувствуют себя хозяевами этих мест. Нас же они принимают за проходимцев и простых разбойников черт их задери! Ну и в-третьих, этому месту нужен полный тирании режим, а не расовые распри. Мы готовимся к чертовски жестокой войне и нет времени на пустые разговоры и споры. Нужно добиться от всех людей города полного подчинения. Каждый должен стать солдатом. Потому как времени совсем немного. Ясна мысль?

– Как бы мне не хотелось оспорить твои мысли, в них заключена разумная логика, – ответил Зураб, почесывая бороду.

Секачу показалось, что Зураб сказал это неискренне, но он промолчал. Как ни крути, а пустынник вырос в этих землях.

– Что ж, если все так, то это дьявольски отличный план, – сказал Глаз.

Бон-бон захлопал сначала в ладоши, потом постучал по маленькому барабанчику на ремне и начал энергично трясти головой, как бы соглашаясь.

– Так может стоит и эмира прикончить? – спросил Хуго.

– Вряд ли. Это может закончиться бунтом среди горожан. Пусть лучше лейтенант станет ему хорошим другом и получит более высокие полномочия при его дворе, – сказал Бивень.

– Верно, – ответил Секач. – Грядет конец света и все мы скорее всего подохнем в предстоящих битвах и сражениях… Ну и раз под моей рукой нет продажной девки, а стол не ломится от жратвы, то может стоит хоть поболтать напоследок?

– О чем? – спросил с усмешкой Глаз.

– О пережитом, например. Все мы давно в отряде и последующие пять лет только и омывали руки в крови. Я вас толком не знаю. Хоть ваши рожи вижу каждый день и мне они уже порядком осточертели. – Секач рассмеялся.

– А оно тебе надо, Секач? – спросил Бивень.

– Ну а чего нам попусту нажираться в слюни? – вымолвил Глаз.

– Почему бы и нет? Вина еще хватит, – сказал Хуго.

– Молодой ты еще, Коротышка. Пойла всегда мало, – сказал Секач.

– Ладно. Хватит уже тянуть, – проговорил Зураб и раскурил трубку. – Начинай свой рассказ, Секач.

– Да, давай уже. Мы потом подхватим ежели чего, – сказал Глаз.

Секач сделал несколько глотков из кувшина и заговорил.

Клод лежал в своей постели, а рядом с ним распростерлись две обнаженные девушки. Одна из которых положила свою руку ему на грудь, а вторая прижалась лицом к его плечу. Генералу не спалось. Последние две недели его мучили мысли о том, что все его планы развалятся, когда беспросветная тьма – угроза с континента, поглотит мир живых.

Есть ли смысл в его походе? В том, чтобы биться с ордами тварей тьмы и света? Ведь конца все равно не избежать. Смерть неминуемо доберется до каждого человека. Каков смысл бороться? Да и за что бороться? Человечество рано или поздно само себя уничтожит непрекращающимися войнами, а если нет, то кто будет стоять во главе людей?

Клод еще не встречал на своем веку достойных правителей. Поначалу он верил в дело султана и считал его особенным. Но спустя пару лет службы осознал, что он ничем не отличался от остальных корольков, что нацепили на себя золотые побрякушки и делают что им вздумается. Причем безнаказанно. А вокруг каждого правителя, как и всегда, кружит воронье и стервятники, ждущие, когда же правитель сгинет, чтобы поделить его нажитый скарб на куски. Генерал часто задавался вопросом – «Ради чего?»