Аманда вскрикнула и тут же закусила губу.

Из двери высокого шкафа торчала детская рука. Она не двигалась, а просто свисала, не доставая пальцами до ковра на полу. Сердце забилось с немыслимой скоростью, мысли роились в мозгу, ударяясь одна о другую. Аманда чувствовала, как её знобит, как тошнота подступает к горлу. Её вырвало секундами позже, когда на одном из кресел, стоявшем в тёмном углу, она увидела детские колготки и трусы.

Аманда ещё раз навела фонарь на приоткрытый шкаф, на свисавшую ручку ребёнка, молясь не узнать в ней её…

От мысли, что это может быть её дочь, у неё скрутило живот. По пальчикам было понятно, что ребёнку нет и пяти. Она выдохнула и устыдилась за ту радость, что смешалась сейчас с тошнотой. Она была рада чужому трупу. Теперь её тошнило уже от себя. Вытерев рот от горькой слизи, Аманда прислонилась к окну, еле держась, чтобы не упасть.

Здесь и правда жил маньяк, настоящий извращенец, сколько он похитил детей, для чего скупал столько детской одежды?

Не думай, не думай об этом. Надо позвонить сержанту Тадовски, надо выбираться отсюда.

Аманда выключила фонарь, отошла от окна, обернулась…

Высокая, сутулая тень стояла над ней.

Удар.

Ноги её подкосились.

Шум загудел в ушах.

Темень на миг посветлела, фонарь упал и включился. Она увидела голые ноги в набухших от старости венах, пожелтевшие ногти, часть штанины полосатой пижамы…

Горячий укол в плечо.

Озноб по уставшему телу.

Теперь всё плыло перед взором, плыло и тут же исчезало.

Трава щекотала её мокрые щёки, голова раскалывалась от боли. Аманда не могла открыть глаза. Запах земли, еле тёплое солнце проступало сквозь травы, тихо гладя её. Аманда разлепила ресницы, вглядываясь в утреннюю тишину. Она почти ничего не слышит, кроме гула в ушах. Одежда на ней цела, только кровь запеклась в волосах. Шум в ушах никуда не уходит – она пыталась подняться, но всё так же падала с ног. Какая же сонная слабость. Она ощупала плечо – ноет, пыталась вспомнить… Совсем ничего.

Опершись руками о землю, Аманда встала на колени и, простояв так с секунду, выпрямилась вся. Какие-то громоздкие тени, освещаемые ярким светом, какой-то овраг высокой травы. Аманда разгребла эти травы, они уже почти что сухие. Почему она здесь? Ей нужно домой. Она поднималась повыше, какой-то гул вдалеке. Ей нужно к малышке, ей нужно домой. С каждым шагом просыпалась спящая память, обрывки последних дней. Аманда вышла на ровную землю, здесь уже нет травы, перед ней – уходящая вдаль дорога и шатающийся горизонт.

Она вспомнила полицейский участок и странную женщину с ружьём, ещё одну странную, потерявшую шляпу, утонувшую девочку, жуткий дом, руку ребёнка, торчащую из высокого шкафа…

Ей надо в полицию! Она потеряла дочь!

Визг шин, скрип тормозных колодок, глухой удар.

Чей-то крик.

Это она кричит.

Над ней склоняются чьи-то тени, берут её тяжело на руки, куда-то несут.

Темнота.

– Аманда, – слышит она чей-то голос, – хорошо, что вы пришли в себя.

Она открывает глаза – свет от ламп путается в ресницах.

Перед ней стоял доктор и записывал что-то в журнал.

– Вы были без сознания чуть больше недели. У вас сотрясение мозга и ушибы. Если чувствуете тошноту, это абсолютно нормально.

Она разомкнула сухие губы.

– Нет-нет, не пытайтесь пока говорить, отдохните. Я скажу, чтобы вам принесли воды и пюре. Вам нужно уже самой начинать есть.

– Моя дочь…

– Что, простите?

– Моя дочь.

– С вами никого больше не было. Полицейские осмотрели дорогу, на которой вас сбили, как мне известно, это пустырь. Вы помните, как там оказались?

Аманда покачала головой, от чего та ещё сильней разболелась.