Я хотел что-то сказать по этому поводу, в общем-то, у меня чуть уже не слетело с языка, что я – хоть и не знаком с мадам Гобзаловой лично – прекрасно осведомлен и о ней самой, и о той роли, которую она недавно сыграла в моей жизни, но в последний миг спохватился – благоразумнее будет воздержаться от комментариев. Мадам Гобзалова нас уже заметила и энергично махала мне рукой, призывая подойти к ее столику.

– Ну вот, что мы тебе говорили? – воскликнул Врано. – Это, конечно, не в ее стиле, мадам Гобзалова – особа сдержанная, но идти тебе придется, парень…

Мадам Гобзалова смотрела на меня с широкой добродушной улыбкой, слегка выпростав вперед левую руку. Я подхватил ее и прильнул к ней губами.

– Madame…

– Enchantée, monsieur… Maksimilian – puis-je ainsi?… Je sius vraiment enchantée.

– Et moi aussi, madame, je suis très enchanté! J'aimerais aussi vous remercier pour votre assistance…[1]

– Пустое… Ну вот, милости просим к нам в этот чудный город. Присаживайтесь, жаль, что только на минутку, – вы ведь с коллегами.

– У вас такое чудное французское произношение, – я решил, что в данной ситуации мне никак не помешает ввернуть какой-нибудь комплимент, тем более что произношение у мадам Гобзаловой и на самом деле было безупречным, – признаться, я не очень большой знаток в этом деле, но мне кажется, что настоящее парижское.

– Мы же там и осели после катастрофических событий, как-никак десять лет прожили.

– Вот как? Очень интересно! Наверное, после Парижа тут… – и я не стал на всякий случай продолжать дальше.

– Видите ли, французы – очень милые и хорошие люди, но… но и народцем оказались чрезвычайно специфическим: уверенные в своем превосходстве до абсурда, чрезвычайно переменчивые, блюдут исключительно свои интересы, а это, как известно, является отличительной чертой всякой крестьянской идеологии. И потом, вечно они с кислыми минами, постоянно чем-то недовольны, иногда создавалось впечатление, что они раскрывают рот исключительно с целью на что-нибудь пожаловаться. Знаете, сказывается ведь, буквально на самочувствии сказывается, виноватым себя чувствуешь в какой-то степени, впечатление такое было, что это именно из-за нас они так некомфортно себя чувствуют у себя же дома…

Мадам Гобзалова завершила эту тираду и протянула мне крошечную вазочку с конфетами.

– Ну вот – нажаловалась. Представителей такой великой нации втоптала в грязь. Словно у нас самих никаких изъянов нет. В общем-то, это давняя болезнь собственного превосходства. Британцы, немцы, французы всегда ощущали себя особенными народами, отличающимися от остальных. В эту компанию итальянцы хотят прорваться, но не получается… Да, и о Париже вам хотела сказать: слишком красивый город, чтобы в нем жить. «Опасность» еще и в том, что эта ежедневная красота буквально впивается в поры и уже перестаешь ее чувствовать. Думаю, что в красивые города гораздо правильнее будет, по моему мнению, наезжать время от времени. Тогда эта красота будет оглушать снова и снова, и каждый раз будешь испытывать новый восторг. Вы какого мнения?

– Не знаю, мадам, я ведь еще не был.

– Побываете! Всему свое время. И в Париже однажды окажетесь. Ах, вот, – спохватилась мадам Гобзалова, – угощайтесь! Я хочу, чтобы вы попробовали эти изумительные конфеты: огромная засушенная слива – угорка называется, – пропитанная ликером и закатанная в шоколад! Местный специалитет. Нигде такого нет!

Мадам Гобзалова продолжила прерванную мысль:

– А тут… да тут все по-другому! Я уехала и нисколько не жалею. Масштабы, конечно, не те и контекст не тот, само собой разумеется, но все равно это большой город – со своей спецификой. Весьма своеобразный – с пунктуальностью тут не всегда в ладах, слово не всегда держат, ну и прочие детальки. Южный, знаете, расслабленный образ существования. И в этом, кстати, есть своя прелесть. Да и других прелестей куча – вот увидите! Одно только то, что вечером можно сесть на поезд и утром следующего дня – ты уже на Адриатике! Просто чудо! И вообще, тут все как-то по-средиземноморски устроено, мне это очень импонирует. А еще – государство тут либеральное, а ведь это много значит. Более того, совершенствуется на этом пути. Немаловажно и то, что язык понятен, – корчиться нет необходимости да и интегрироваться на все сто процентов неактуально. Но самое главное – тут душевно. В общем, чувствуешь себя как дома – и это было решающим для переезда. И потом… еще один дополнительный момент – тут никогда ничего не происходит… Вы знаете, это просто замечательно!