33.

Подпольщик Георгий Сапун вспоминал, как однажды утром случайно увидел Жана на балконе соседнего дома (Сапун проживал на Революционной улице) в компании с хозяйкой – женщиной, репутация которой была у подпольщиков весьма неоднозначной – ее часто замечали, прогуливавшейся по городу с немецкими офицерами. Сапун рассказал о связях Жана с этой женщиной члену подпольного комитета Короткевичу, но тот успокоил его, заявив, что комитету известно об этом, что «так надо»34.

Жан, однако, не только ухаживал за красивыми женщинами. Александра Янулис следующим образом характеризовала его роль и место среди минских подпольщиков: «… каждый человек, когда что-то может, то на него побольше [грузят], и, мне кажется, что этим даже слишком злоупотребляли. Например, надо в Дзержинск, кто поедет? Жан. «Старик» говорит: «трэба», – он по белоруски говорил, – «Трэба нешта зрабіць, вызывайце Жана»35.

«Специализация» Жана на устранении предателей и провокаторов не отрицается ни в послевоенных свидетельствах участников минского подполья, ни самим Кабушкиным. И если рассказ Бориса Бывалого об участии Жана в розыске и возможном устранении отсиживавшегося в городе некоего генерала РККА, не желавшего идти в партизанский отряд36, не вызывает особого отторжения, то упоминание Александры Янулис об убийстве Кабушкиным на пути к Палику одной своей спутницы, оставляет весьма неоднозначное впечатление: «… я знаю одну женщину, ее звали Паша. Она жила на квартире у Сайчика. [Возможно] они хотели ее отправить в отряд, а она была связана с немцами… он ее вел, он ее уничтожил.»37 После такого свидетельства рассказ Жана о восьми ликвидированных агентах «… плюс пять девушек, ушедших на службу к немцам»38, с точки зрения современного человека звучит жутковато.

В конце лета – начале осени 1942 года Жан участвовал в установлении связей и ведении непростых переговоров подпольного комитета с командованием партизанских отрядов и бригад, базировавшихся на Палике (северо-восточная часть Минской области, Березинский заповедник). В августе – сентябре он по меньшей мере дважды посетил расположение отрядов Дяди Коли и Старика, через радиостанцию которых Минский подпольный горком пытался установить связь с Пантелеймоном Пономаренко. В ожидании реакции Пономаренко на радиограмму подпольного комитета, Жан с членом горкома Алексеем Котиковым провели на Палике довольно длительное время.

Попутно им пришлось решать несколько вопросов организационного характера. В присутствии и с одобрения члена Минского подпольного комитета Алексея Котикова на собрании командиров и комиссаров базировавшихся в окрестностях отрядов было принято постановление об их объединении в бригады (в эти дни были сформированы бригады «Дяди Коли» (Петра Лопатина) и «Старика» (Василия Пыжикова), чуть позже, в сентябре – бригада «Дяди Васи» (Василия Воронянского)).

В эти же дни Котиков с Жаном приняли участие еще в одном совещании, на котором обсуждался вопрос вывода из Минска большого количества людей для пополнения партизанских отрядов и бригад.

Вот как об этом рассказывает Роман Дьяков, на то время командир соседствующего со «Стариком» отряда Романа, в своей беседе в информационно-разведывательном отделе БШПД 23 марта 1943 года. Совещание состоялось на хуторе Смолянка, в бригаде «Старика». Жан к этому времени прибыл из Минска к Старику (комбригу Василию Пыжикову). Последний созвал командиров расположенных в округе партизанских отрядов – Дьякова с его комиссаром Манковичем, Дядю Васю, Дядю Колю. На совещании Жан сообщил, что готов вывести из города группу в 6000 вооруженных на 40 – 45 процентов человек. Для проведения этой операции он просил у партизан военной поддержки, и Старик взял на себя обеспечение вывода людей из Минска