– Да. Ей видно так нравилось.

– Но… Мужчине, это ж… ну, не всякому понравится такое?

– Она плевать на это хотела, – сказал Фрумкин. – А скажите, Фрумкин, вот эта потасовка с Антонюк, раньше что-то подобное было? – спросил Дятлов.

– Да… – уныло пробормотал Фрумкин. – Вике доставалось… Ирина оскорбляла её при любой возможности. Кроме как «секретутка» её не называла.

– Хорошо, а почему эта Вика в таком случае не уволилась?

Фрумкин тяжело вздохнул и задвигал под столом ногами. Дятлов понял, что попал в болевую точку Фрумкина.

– Ну… зарплата у неё была хорошая. На такую зарплату сейчас трудно найти работу в офисе.

– И премиальные, да?

– Чего премиальные?

– Опять не понимаете? Ну, бонусы, какая разница. Которые ей лично вы приплачивали. Так, что Корсакова и не знала.

Ноги Фрумкина снова пришли в непроизвольное движение.

– Да не волнуйтесь вы так, я никому не скажу, – миролюбиво сказал Дятлов.

– Это вам Топольский сказал? – подрагивающие губы Фрумкина растянулись в ухмылке.

– Какая разница? – удивился Дятлов, – разве в этом главное?

– А что? Что главное? В чём?

– Главное лежит здесь, – Дятлов с каменным лицом вновь похлопал по пустой папке.

– Вы верите Топольскому… Этому подонку…

– Борис Григорьевич, – мягко сказал Дятлов, – вы правда хотите сотрудничать со следствием?

– Ну, да! А что?

– Тогда я сейчас задам вам ещё один вопрос, но попрошу, когда будете отвечать, смотрите мне в глаза. Вас это не затруднит?

– Хорошо, спрашивайте, – Фрумкин пожал плечами.

– Вы бывали раньше с Корсаковой в сауне? Вдвоём?

Фрумкин захлопал белесыми ресницами и ответил:

– Нет.

Его ноги под столом, на которые смотрел в этот момент Дятлов, снова пришли в хаотическое движение.

Когда за Фрумкиным закрылась дверь, Дятлов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Сейчас нужно просто посидеть вот так, ни о чём не думая, и подождать, пока новый фрагмент пазла встанет на предназначенное для него место. Как правило, на первом этапе следствия такие фрагменты легко выстраиваются в общую мозаику. В дальнейшем новые, а иногда и старые кусочки пазла образуют острые углы, выпирают из общей картины, и первоначальная мозаика часто рассыпается на отдельные фрагменты. Вот в этот самый момент дебют и переходит в миттельшпиль – самую трудоёмкую часть следствия. Приходится вновь подбирать комбинации элементов распавшейся мозаики, переосмысливать имеющиеся факты, добывать новые, и всё это для того, чтобы в результате получилось то, что составляет конечную цель миттельшпиля – Непротиворечивая Версия.

Впрочем, это только Шерлок Холмс мог себе позволить сколь угодно долго разыгрывать миттельшпиль. Во-первых, потому что он имел сильный аналитический ум, Во-вторых, потому что он не имел начальника, и поэтому был, по сути, обыкновенным любителем. Оба этих свойства практически не присущи реальным следователям. Поэтому многие из них сводят миттельшпиль к забиванию молотком выступающих углов пазла с последующей зачисткой их напильником и переходят сразу после дебюта к эндшпилю. А кое-кто вообще не играет в шахматы, а предпочитает подкидного дурака или сразу «Чапаева» – щёлк, и противник сбит метким ударом. Только со временем такой человек вдруг с удивлением замечает, что и его судьба тоже стала играть с ним в «Чапаева».

В эндшпиле на первый план выходит признание обвиняемого – «царица доказательств». Так говаривал академик Вышинский, сам большой любитель игры в «Чапаева». Свой личный дебют он разыграл как сокамерник скромного грузинского парня по кличке Коба, а в миттельшпиле судьбы стал генпрокурором СССР. Его эндшпиль пришёлся на Нью-Йорк, где официальный представитель СССР при ООН то ли покончил собой, то ли был устранён спецслужбами с Лубянки. После этого тело академика упокоилось в Кремлёвской стене, ну, а душа выпорхнула из стены и устремилась в небеса.