– Ну, конечно, – ответил Топольский. – Мы все в шоке… Ирина Петровна… Такой человек…

– Какой человек? – прищурился Дятлов.

– Хороший, – Топольский опустил глаза.

– На фирме вы работали менеджером?

– До вчерашнего дня, – расстроено вздохнул Топольский. – Водителем, экспедитором, в общем, менеджером по общим вопросам.

– А что произошло вчера?

– Меня уволили.

– Фрумкин уволил? – спросил Дятлов.

– Ага, – кивнул Топольский. – Вызвал в кабинет и сказал я, мол, в ваших услугах больше не нуждаюсь. Чуть не лопнул от удовольствия.

– Вы возили только Корсакову или Фрумкина тоже? – спросил Дятлов.

– Только Корсакову. Ну, когда она сама не садились за руль.

– Хорошо, – сказал Дятлов. – А сейчас расскажите подробно, где вы были позавчера, сразу после окончания рабочего дня. Скажем, начиная с семнадцати часов.

– После работы мы праздновали день рождения Ирины Петровны, – сказал Топольский. – Я уже говорил вашему человеку вчера. Выпили, потанцевали. Ну, я не пил, думал, ещё, может, придётся Ирину Петровну отвозить куда-нибудь.

– Мы – это кто? Кто там был?

– Я, Фрумкин, Ирина Петровна и Вика.

– Вика – это Антонюк? Секретарша?

– Ага.

– Корсакова тоже танцевала?

– Да.

– С кем?

– Да ни с кем. Это ж быстрые танцы, современные. Стоят все в кругу и дёргаются, кто во что горазд, – сказал Топольский.

– А Фрумкин? Тоже дёргался?

– Нет. Я его вообще ни разу не видел танцующим. Ага… Он никогда не танцует. Даже на своём дне рождения сидит, как на похоронах.

– Вы ничего не заметили странного, – Дятлов прищурился, – в поведении Корсаковой в тот вечер? Постарайтесь вспомнить. Она была весёлой, грустной?

– Весёлой?.. Вроде весёлая. Но как-то… – Топольский замолчал, не в силах подобрать нужное слово.

– Ненатурально? – подсказал Дятлов.

– Ненатурально?.. Да нет… Как-то вымученно. Но это видно, если только присмотреться. А странного… Как вы думаете, если за вечер ставить пять раз подряд одну и ту же песню? Подряд, понимаете? Вот кончается, и она ставит снова.

– Какую песню? – спросил Дятлов. – Вы помните какую?

– Ну, вот эту, известную, старую, – Топольский наморщил лоб, – её ещё негритянка поёт. С Долиной вместе.

– Негритянка? С Долиной? Глория Гейнор? «I will survive»?

– Ну, да, ага, – закивал Топольский, – задолбала всех. И лицо такое сделалось… У!.. Не подходи!

– И вы… что же… Пять раз подряд танцевали под эту песню?

– Да нет, я что ненормальный? Фрумкин вообще сидел на диване всё время.

– А кто же танцевал?

– Ирина Павловна с Викой.

– Что всё время? Пять раз подряд?

– Ага. Та тоже со странностями.

– Вчера вы говорили о каком-то конфликте, – сказал Дятлов, – расскажите подробнее.

– Ну… – Топольский наморщил лоб, припоминая, – примерно через час, может больше, мы решили пить чай. С тортом. Торт со свечками, ну, как на день рождения. Вика пошла ставить чайник в соседнюю комнату. А до этого туда вышла Ирина Петровна, кажется, ей позвонили. Вот. Потом вдруг оттуда раздался шум, ну, сначала как будто мебель двигали, а потом типа посуда металлическая загремела, как будто на пол упала. А потом опять мебель задвигали как бы…

– Ну, так что там было? Вы видели?

– Нет, там дверь была закрыта, я ничего не видел.

– И не открыли посмотреть?

– Нет, – Топольский посмотрел на Дятлова честными глазами. – Меньше знаешь, крепче спишь.

– А вы крепко спите?

– Да, – Топольский пожал плечами, – пока не жалуюсь.

– И что же этот Фрумкин, он тоже не заглянул?

– Почему? Зашёл. Потом сразу вышел.

– Ну, а что дальше? Я что, должен вытаскивать из вас слова? Вы можете членораздельно всё рассказать? Или вам нужно подумать? Вам предоставить такую возможность? – А? – Топольский непонимающе посмотрел на Дятлова. – Подумать? Зачем?