– Спасибо тебе! – пылко воскликнула Иринушка.

– Как хоть звать-то тебя? – с улыбкой спросила Матрена.

– Иринушка я!

Схватив Матренину руку, она несколько раз поцеловала ее от счастья, а потом побежала восвояси. Только по пути домой до Иринушки вдруг дошел смысл последних Матрениных слов. Она остановилась, всплеснула руками и глухо застонала.

– Да как же так? Вдруг Василиса наша и вправду стала заложной покойницей?

Испуганная женщина ничего не сказала мужу ни про ведьму, ни про ее страшные догадки, но сама не спала эту ночь, все подходила к печи и слушала ровное, спокойное дыхание дочери, нюхала ее светлые волосы.

– Дышит? Дышит! Мертвячиной не пахнет. Значит, никакая она не покойница. Живая она. Живая…

***

Утром обезумевшая от волнения Иринушка привела Василису к Матрене. Девочка под пристальным взглядом незнакомой женщины присмирела и испуганно прижалась к матери. Матрена походила вокруг девочки, посмотрела на нее, потом сняла со стены пучок, вынула из него сухую травинку и подожгла. Кухня наполнилась горьким, белесым дымом, Василиса закашлялась и стала хватать ртом воздух. Иринушке тоже стало трудно дышать, грудь словно охватило пламенем – так все внутри зажгло от едкой травы.

– Что ж ты делаешь? Зауморить нас решила? – задыхаясь, прохрипела Иринушка, но Матрена в ответ лишь махнула рукой.

Она несколько раз обошла кухню по кругу, а потом, бросив тлеющую травинку в таз с водой, подошла к Василисе и обхватила ее личико ладонями.

– Успокойся, мамаша. Жива дочка твоя, вон как ей воздухом-то дышать хочется! И нечисти в ней нету, глазоньки светлые, прозрачные, нисколько не помутились.

– Что же тогда с ней творится? Чего она скачет, как жаба озерная? – прокашлявшись, спросила Иринушка.

Пока дым от травы рассеивался, ведьма внимательно всматривалась в лицо девочки, а потом ответила:

– Она у тебя будто околдованная. Будто что-то тянет ее обратно в лес – туда, откуда она пришла.

Матрена помолчала, а потом резко повернулась к Иринушке, глаза ее дико сверкнули.

– А может, она и вовсе не хотела из лесу-то возвращаться?

Иринушка побледнела, схватилась за край кофты и сжала ее, что есть сил. Ей хотелось разрыдаться, но при ведьме было стыдно распускать свои чувства. Помолчав, она тихо сказала, будто не Матрене, а самой себе:

– Всяк человек хочет домой вернуться. Дома ей всяко лучше, чем в лесу!

– Вот уж не знаю! – ответила ведьма и снова хитро взглянула на Иринушку.

Обе женщины замолчали, перевели взгляды на девочку. А той уже не сиделось на месте, она так и норовила вскочить с лавки, но Матрена крепко держала ее за руку.

– А ты, бабонька, от меня ничего не утаиваешь? – спросила Матрена Иринушку. – Слишком уж сильно ты вперед клонишься. Как будто тайну какую тяжелую на сердце носишь.

Иринушка распрямила плечи. Ей и вправду тяжело жилось в последнее время. Тайна, которую она усердно закапывала поглубже в памяти, так и рвалась наружу. Да и мерещилось всякое… Но зачем об этом знать Матрене? Нет уж, она свой секрет не выдаст, а то как еще дойдут слухи до Василия! Что тогда будет? Так подумала Иринушка, а вслух сказала:

– Нечего мне от тебя скрывать!

Она крепче прижала к себе дочь, удерживая ее на месте. Василиса выгибалась, пытаясь вывернуться из материнских рук, пыхтела от натуги.

– Да отпусти ты ее! Все руки уже у девки в синяках! Ты ее своей материнской любовью скоро задушишь! – спокойным голосом произнесла Матрена.

Иринушка замерла в нерешительности, а потом разжала пальцы. Василиса дернулась и, оказавшись на свободе, запрыгала по кухне, заквакала, широко разевая рот. Иринушка покраснела от стыда, опустила голову, а Матрена встала и спокойно подошла к печи. Плеснув в чугунок воды, она бросила туда несколько сухих травинок и, поставив чугунок на огонь, принялась помешивать содержимое, шепча на него заклинание.