Мне хотелось добавить, что я не знаю, что заставляло меня жить с таким негодяем, как он, и кольцо будет напоминать мне о собственной глупости.

– Что, не хочешь отдавать, жадная сука? Давай расскажи участковому, что ты ни дня не работала, пришла на всё готовое. И, кстати, домохозяйка из тебя была фиговая, – произнёс Андрей и провёл пальцем по поверхности белоснежного шкафа в прихожей. На пальце появился маленький серый след.

– Ну что, смотри, как ты прибираешься, дрянь. За что я тебя только кормил? Ещё матери твоей больной деньги раз в месяц отправлял на лекарства. И где благодарность?

Я слушала тираду мужа, не шелохнувшись. Алексей взял меня за локоть и попытался направить к входной двери. Но я отодвинула его руку и молча смотрела на Андрея, с ненавистью выплёвывающего гадости мне в лицо. Перед глазами хаотично проплывали сцены моей жизни. Вот я раскладываю одежду мужа в ненавистной гардеробной, в которой нет мне места. Моё место для хранения вещей – старый чемодан, задвинутый под кровать. А вот я ползаю на коленях и отмываю пол в гостиной «так, чтобы с пола есть можно было». Зачем есть с пола, я не спрашивала, иначе – удар по лицу. Да, он меня бил. Я терпела, почему – пока не знаю.

– Андрей, ты болен. А я, видимо, выздоравливаю. Принеси мой чемодан из-под кровати.

– Какой чемодан? Говорю же – ты перевезла вещи накануне. Так кто из нас болен?

Я не стала проверять, есть ли что под кроватью. Вместо этого, притянув Андрея за ноздри указательным и средним пальцами, прошипела ему в лицо:

– Слушай сюда, мразь!

Дальше шли нецензурные слова, перемежающиеся с угрозами. Потом я оттолкнула мужа назад и ударила его кулаком в солнечное сплетение.

– Пошли, – тряся кистью от боли, сказала я Алексею, который удивлённо смотрел на меня.

Молча вышли из подъезда. Я мысленно поблагодарила Матвея – Лариса бы так не смогла. День был по-прежнему солнечным и ярким. Над клумбами пёстрых цветов кружила одинокая бабочка. Возле припаркованной машины Алексея толпились чумазые мальчишки, один из них был в моей толстовке. Я сразу её узнала, она была любимая. Хоть что-то начинала вспоминать.

– Мальчик, скажи, пожалуйста, где ты взял это? – спросила я, схватив его за рукав своей толстовки.

– Там, на помойке. Кто-то выбросил целый чемодан одежды. Только их уже все разобрали.

– Скажи, а документы, бумаги там какие-то были?

– Были, их забрал дворник. Спросите у него.

Я отпустила мальчишку и вопросительно взглянула на Алексея.

– Сейчас разберёмся. Главное, чтобы Михалыч был ещё трезвый.

Дворник Михалыч оказался не только трезвый, но и честный – он отдал мне паспорт. Остальные бумажки разметал ветер, и никто не догадался их собрать, по его словам. Что ж, и этого уже было немало.

Честно украденных Матвеем денег хватило на скромные джинсы, пару футболок, две толстовки и всё необходимое в дорогу. Мне нестерпимо хотелось уехать к маме в Подольск. Не потому, что у меня взыграли дочерние чувства – я по-прежнему не помнила маму, просто знала, что она есть.

Мне хотелось побыть одной, во всём разобраться, понять, почему я три года терпела мужа-абьюзера. Мечтала о лёгкой, безбедной жизни? Тогда понятно, куда привели меня мечты. Также надо было определиться, что делать с Матвеем в моей голове.

Об этом и многом другом я размышляла, сидя в кафе железнодорожного вокзала вместе с участковым Алексеем, который хотел, чтобы я осталась, и поэтому пришёл меня проводить.

– Нет, Лёша, помимо мамы, у меня есть одно дело, – прощаясь, сказала я и представила янтарное ожерелье.

“Матвей, про два серебряных подноса и чугунок монет я тоже помню, но Алексею об этом знать не обязательно,” – мысленно добавила я.