– Что это? – спросил я.

Один уголок рта Дога поднялся, изобразив чертову улыбку.

– Крысы. Эти твари начали рыть незадолго до твоего появления. А значит, время настало. Он нашел того, кого искал.

– О ком идет речь? – спросил я, но старик пропустил мои слова мимо заросших черной коркой ушей.

Лицо Дога осунулось, нижняя челюсть опустилась, и под горлом выросла складка, как у пеликана, заглотившего рыбу. Взгляд уставился в пустоту.

Рядом со стариком сидел кот. У хвостатого было точно такое же выражение, как у его хозяина. Это натолкнуло меня на мысль, что между котом и стариком существует некая связь, животное выполняет те функции, на какие не способен Дог.

Спустя примерно минуту человек с тростью издал протяжный вой, бессознательный, как мне казалось. Я слышал нечто подобное в психиатрической больнице. Больше всего это напоминает стон спящего.

– Он хочет разрушить это место, – сказал старик. – Он считает, что исполняет предназначение, но на самом деле уничтожает всех нас.

– Кто он? О ком ты говоришь?

Без толку. Дог увидел очередное видение и встал так резво, на что только было способно изрядно изношенное тело. В спешке он взбирался по лестнице, когда я поднялся и попробовал пойти за ним.

Кот не позволил мне этого. Мне оставалось лишь пытаться докричаться до Дога:

– Что происходит? Эй! Ты хотел, чтобы я помог, но ничего не рассказываешь!

Старик замер. Я едва мог различить его лицо, скрытое в тени, но отчетливо уловил жест. Дог приложил палец к губам и прошипел, указав на то, чтобы я вел себя тихо.

Прежде чем дверь захлопнулась, я услышал гомон, состоявший из множества кошачьих голосов. Я боялся представить, сколько их было на самом деле.

– Сколько пальцев я показываю? – спросил доктор.

– Тринадцать.

– А теперь?

– Тринадцать.

Я сидел в кабинете окулиста. После избиения санитаром прошло несколько дней. Получив множественные переломы ребер и черепно-мозговую травму, я изменился. Перестал кричать, яркие вспышки света и громкие звуки вызывали головную боль. Мое тело замедлилось, мозг стал работать с задержкой. Бывало, я мог ответить на вопрос, который задал мне врач несколько минут назад, хотя до этого отвечал четко и по порядку. Что-то выпало из моего сознания, но ни я, ни я специалисты не могли понять, что именно. Какое-то время после избиения Капитан молчал, я думал, что это он был тем кусочком паззла, что вышибла из меня дубинка. Но скоро он вернулся. Такой же медленный и вялый, как я.

Если раньше я не знал, куда деть руки, то и дело перебирающие пальцы, то теперь я раскачивался на стуле. Обычно это продолжалось несколько минут, но могло растянуться на целый час. Мисс Блю успокаивала меня, говорила, что это реакция организма на шок, но я-то знал, что все намного сложнее.

Порой я уносился так далеко, что в моей голове светился лишь один ответ. Тринадцать. Я говорил это всякий раз, когда начинал раскачиваться, а взгляд уносился в бесконечность. Долгое время не помогали ни лекарства, ни терапия.

Мистера Шера перевели в другое отделение. На три месяца. Таким было наказание за избиение пациента. Спустя девяносто дней он вернулся и заглянул в мою палату.

Я не сразу его узнал. Он изменился. Я долго не мог понять, как именно, но скоро до меня дошло. Его голова покрылась волосами. Не знаю, откуда он их взял, но теперь отчетливо были видны щетина по окружности головы с проплешиной на макушке, смахивавшей на лунку в гольфе, и усы.

Мистер Шер открыл дверь моей палаты перед отбоем, временем, когда гаснет весь свет в отделении, кроме настольной лампы санитара. Человек зашел и сел в изножье койки, в то время как я сидел на прикроватном ящике. Мне было удобно. Можно было размахивать ногами.