– Благодарю за ваше великодушное предложение, но у меня очень строгое начальство, – Шереметевский указал пальцем в потолок (на самом деле Леонид Алексеевич лукавил, но, как он считал, для пользы дела), – и оно дало мне указание никого не беспокоить, а проживать в гостиницах или в частных домах…

– Но ведь мой дом частный!

– Увы, в нём проживаете вы, чиновник Министерства внутренних дел.

– Почему такое… самодурство?

– Об этом я спрошу у статского советника Вощинина.

– Я не это хотел сказать, – смутился исправник.

– Я, Андрей Иванович, согласен с вами, что надо давать подчинённым толику свободы, чтобы они поступали в некоторых случаях на своё усмотрение. Начальству из больших кабинетов не всегда видны места, где мы находимся. Но в данном случае я иначе поступить не могу.

Оказалось, что все материалы по следствию находились у судебного следователя Подгурского, который незамедлительно явился в кабинет исправника. Хотя Болеслав Иванович и не питал пиетета к столичным гостям, но ему стало любопытно, кого прислали для расследования убийств несчастных девиц.

Судебный следователь завёл на каждое найденное тело отдельную папку, надеясь, что когда-нибудь они наполнятся документами. Но время шло, и надежды таяли, как утренний лёгкий туман под лучами восходящего солнца. Даже личности убиенных не удалось установить, а потом и вовсе руки опустились. Прав был доктор Сеневич, говоривший, что преступник – один и тот же человек, сродни тому из Лондона, о котором несколько лет кряду писали газеты. Но самое удивительное, что хвалёная королевская сыскная полиция так и не обнаружила душегуба, и вообще ничего. А что тогда говорить о грешной уездной полиции, способной только раскрывать дела, когда злоумышленник задержан на месте преступления или с орудием убийства над трупом?

Господин Подгурский не верил, что из самой столицы пришлют сыскных агентов. Где Санкт-Петербург с миллионным населением – а где Тихвин, ставший домом для семи тысяч человек.

Для семи. Не для семидесяти или семисот, а всего лишь для семи.

Болеслав Иванович придерживался мнения, что девицы – это паломницы, приехавшие отмаливать грехи у иконы Божьей Матери. А то, что никто не подал в розыск, так страна большая. Сколько недель надо, чтобы проехать с востока на запад? Не одну. В империи столько таких грешниц, что и не сосчитать. Вот и всплывут их имена когда-нибудь лет эдак через десять. Но кто о них будет помнить? Только родные, и никто больше.

Приезд столичных агентов сыскной полиции оказался для судебного следователя не то что неожиданностью, а непостижимым чудом. Когда услышал, сперва не поверил, а потом кинулся к столу, достал из ящика папки и любовно погладил шершавый картон.

– Может быть, и сгодятся, – прошептал он самому себе и стал ждать: либо явится посыльный от исправника, к которому должны нанести визит гости, либо сами пригласят его, как непосредственного участника следствия по столь деликатному делу.

Ждать пришлось недолго.

Прибыл полицейский от Андрея Ивановича и передал просьбу незамедлительно явиться к нему с документами.

Как и положено чиновнику, Болеслав Иванович невнятно побурчал и отправился к исправнику. Сердце так и заходилось от стука. Всё-таки прибыли столичные гости, и неизвестно, с какой миссией.

После формального знакомства Подгурский деликатно положил на край стола стопку папок и отвёл глаза: мол, рад бы помочь, но увы, прежние старания пропали всуе.

Судебному следователю Шереметевский понравился сразу. Показался открытым и сведущим в сыскных делах господином, не держащим за пазухой ни камня, ни потаённых мыслей.