– Вот как хорошо, что не променяла на бутылку у дядьки, что ездил и собирал старинные платки. Пригодился, – говорила Валюша, гладя розовые цветы, вытканные по голубому полю. Рука ее тряслась сильнее. Выпрямилась.

– Ну как я, Вова?

Он смотрел на жену и думал, что она ничего бабочка, не хуже других. Не такая страшная. Даже глаза прояснели.

– Ну пошла я, – и выплыла голубым облачком на крыльцо. Муж смотрел на нее из окна. – Ведь дружком был. И смерть-то в воде нашел, как и мой Витюнька. Так, значит, Господь рассудил.

Смотрели на Валюшу с изумлением и страхом.

– Вот, Петюня, пришла я… Не убий, говорится в Библии… – она перекрестилась, поклонилась покойнику. – Встретишь Витюньку, покойся. Бог тебе тоже не дал жизни.

Егоровна, оплывшая, огромная, лежала на кровати, силилась приподняться.

– Я не радуюсь, Егоровна, – обратилась она к лежащей, – я успокоилась. Одно тяжело думать, как холодно было моему сыночку в ледяной воде, в колодце. Как темно и страшно, а Петюнька твой в тёплой водичке нашёл покой. Господь тебя пожалел, чтоб не думала, не страдала, не маялась за Петюню. На перекресток ползать не будешь, валяться в лужах тоже. Сама скоро водой возьмёшься, так-то.

И они сразу завыли, обе матери. Толпа отшатнулась. Никто не издал ни звука. Выли долго и страшно.

– А те, кто бросил Витеньку в колодец, через детей своих страдать будут. И скоро, Егоровна, скоро. Их очерёд придет.

Тут две сестры, растолкав толпу, выскочили во двор.

Валя шла в родное село. Здесь, на двоедансокм кладбище, она всегда собирала землянику. Раздвигая высокую траву, трясущейся рукой снимала душистые ягоды и аккуратно клала в туесок. Какая тишина стоит всегда в краю вечного покоя. Воспринимала ли она красоту берёзовых лесов, медленной реки, огибавшей деревушку. Ласкала ли взглядом гладь туманных озёр, вдыхала ли запах гречишного поля? Вряд ли. Для нее все было привычным. Жизнь прошла в вечных заботах.

Петюню хоронили в яркий солнечный день. Когда стали забивать крышку гроба, то увидели маленький туесок, полный сочной земляники. Он стоял на груди у Петюни, сверху лежал букетик ягод, перевязанный ромашкой. Последний гостинец и привет с прекрасной земли посылала мама своему сыну…

И опять полетели весны, зимы. Теперь в день «получки», так называют пенсию в селе, Вова и Валя идут чинно в магазин. Валя берет водку и пряники, Вова тоже. Каждый платит сам.

– У меня не хватит, займешь тогда? – говорит Валя, Вова кивает в знак согласия. Выйдя из магазина, направляются в разные стороны, каждый к своим друзьям. Валя спешит к Петюниной избе, теперь она пьет там. Вова доволен – не надо тащить жену через всю деревню. Их избы рядом.

К вечеру босая, лохматая, грязная, Валя шлепает, шатаясь, к магазину за очередной бутылкой. Не хватило. Как всегда.

Скоро декабрь. В роковую ночь она откроет колодец. Яркие звезды расцветят темную ледяную воду. Так Витюне легче будет выбраться из черной могилы. И дверь в избу не закроет. И туесок – только с сухой земляникой – поставит на стол. Жарко натопит печь. Так надо. И будет смотреть на звездный Млечный Путь, по которому, она верит, пойдет ее привет и земляника для сына. Это будет напоминание о прекрасной земле, и бесценности человеческой жизни, и о бесконечности материнского горя.

Первым маминым рассказом о тяжелой деревенской жизни стал этот – «Земляника для сына по млечному пути».

«Замудренное название», – подумала я, и с неохотой принялась за чтение. Я быстро вернула маме ее труд со словами: «Читать невозможно! Что ты здесь прославляешь? Какую материнскую любовь? Где ты ее увидела и в ком? В этой женщине, которая вырастила нелюдя? Насильника детей и старух? Мама, что с тобой!»