– Или остыла от нескладности, – заметила она.

– Выходит, приехал с нужными для неё новостями. Мне непросто было осознавать, что происходит, и всё подряд не помню. Но был такой эпизод, я протянул к ней свою руку, а она дернулась, мол, буду принадлежать ему одному, что напоследок подчеркнула жестом. В этот миг она не очень походила на саму себя.

Гадаев замечал, что Мамалиева пропускает через себя все тонкости случившегося. Он закрыл глаза, надеясь ощутить рядом с собой Руну, и впервые вслух произнёс:

– Куда там, забыть такую девушку! Я с ней разговаривал, советовался, выходит, и мне не чуждо лёгкое помешательство. Увидеться не пытался, и обходиться было непросто, а другая уже ничего не значила для меня.

– Ты-то не страдал от отсутствия женского внимания?!

– Я любил постоянство. Целый год жил с одной дамой, но расстались со скандалом. Всё шло хорошо, пока не надумала расписаться. Потом была ещё одна, из завода, разбежались по той же самой причине. Но эта отнесла заявление в милицию, соврав, что я избил её.

Заметив, что он безрадостно поник, спросила:

– Ты ведь не всё рассказал? Иди, покури ещё раз, я кофе сделаю.

Две стоявшие на подоконнике одинаковые белые кружки были в равной степени с налётом. Пока вода кипела, она привела их в порядок. Гадаев обратно занял своё место, а она положила в посуду, которая стояла ему ближе, ложку сахара и две – кофе. Наполнив кипятком, пододвинула к нему, а себе сделала чуть слабее и слаще.

Ключевое событие жизни долго не отпускало его. С повторным появлением на горизонте того самого очаровательного создания началась тёмная полоса в его жизни. В меру приветливая, она приобняла недолгого в прошлом друга и жалостливо рассказывала, как несладко ей живётся одной, какие чувства питает к нему. Болезненно перенёсший разлуку Гадаев не понимал, радоваться ему или нет, уткнувшись носом в её волосы, он глубоко дышал и не слушал её. Продолжилось это недолго, и она внесла шокирующую ясность: родила его ребёнка, дословно – второго Замана, и меньше, чем через год рассталась с мужем. Дважды приходила в общежитие и оставляла записки, где он показывался редко. Соскучившаяся после долгой разлуки Руна всё крепче прижималась к молодому человеку, что стало его раздражать. В памяти промелькнули неудачи, особняком стояла неразрешённая неприятность с последней подругой. В какой-то момент он наступил на её ногу, и это совпало с его старанием освободиться. Она упала на спину и обрушила на себя массу его тела. От испуга он не понимал, что нужно делать, помог побледневшей девушке подняться и лечь на кровать.

– До сих пор не могу забыть, – сказал он с подкатившимся к горлу комом. – Взял её на руки и спустился вниз, тем самым совершил роковую ошибку. По сей день не понимаю, как оставлять лежать человека в беспомощном состоянии. На вахте она держалась, я вызвал врача и вышел во двор. До скамейки донёс на руках, она села и положила голову на моё плечо. Я не донимал её вопросами, одной рукой придерживал за талию, а другой – кисть руки. Ни о чём плохом не думал, беспокойство доставляли разве что прохожие, коих с приездом скорой заметно прибавилось. По каверзным вопросам врача я понял, что он меня винит в случившемся. Руну увезли, а мне надо было избегать общения с людьми в погонах, и поехал на базу отдыха завода, к своему приятелю. Первые дни вроде ничего, к тому же я находился в отпуске, а на четвёртый – проснулся в тревоге. Я возненавидел себя, что оставил её одну, ни разу не проведал, не поинтересовался состоянием. Не найдя с кем уехать, отправился на остановку. Предстояло сделать пересадку, чтобы приехать сюда, а там стоит таксофон. Звоню в диспетчерскую больницы, дословно не помню, что мне ответили, но к чему-то должен был успеть, остановил такси, поехал, а меня уже ждали.