Он заподозрил, что на лице Алексея Павловича сохранился след от разбирательства, поэтому и не спешит увидеться с ним. Загруженный насущными проблемами, которые сдавались ему не такими острыми, как час назад, он взялся готовить себе салат.

Ночь выдалась неспокойной, ожидание прихода Мамалиевой было отражено в каждом его движении. Гадаев не видел альтернативу, как ещё было отговорить её от планов мести, но продолжал считать, что поступил низко, что не проявил должной тактичности.

Вошедшая Дарина была в чёрной куртке, тёмной длинной юбке и в туфлях. В руке находился полупрозрачный небольшой пакет с контейнером внутри. Он столкнулся с ней взглядом и удивился: перед ним стояла словно незнакомая женщина в трауре, и отсутствие на лице косметики подчеркивало унылость её настроения. Нечто похожее происходило и с самим после смерти отца: ощущал себя оторванным, окутанным пеленой скорби среди ребят. Непросто было начать разговор по теме, драматизировать молчанием тоже не мог и виновато сказал:

– Перешли черту!.. В собственном исполнении повторили пример того, что поспешность ни к чему хорошему не приводит. Окунулись в такую муть, что не отмыться.

– Моё отношение к произошедшему не так однозначно, но попрошу и намёком не касаться его, – ответила Мамалиева и присела.

Два пальца правой руки женщины были забинтованы и обработаны зелёнкой. Гадаев подумал, что по пути домой она осознала, что натворила и обрушила свой гнев об стену в коридоре. Он инстинктивно сжал кулак, затем поднял полупрозрачную крышку белоснежной посуды квадратной формы. В ней находились картофельное пюре и жареная печень. Он положил себе в рот кубик тёмно-коричневого цвета и сказал:

– Вкусно, но ты больше не ходи сюда с посудой. Всё по той же самой причине.

– Не очень поняла?!

– В некотором роде мы стали неприятелями, и есть из твоих рук неправильно, как и часто видеться. Другое дело, если обойдётся без последствий. Вчера я ел с удовольствием, а сегодня чувство такое, что встанет поперек горла.

– В корне не согласна, что нам следует избегать друг друга, и с едой ты не привередничай. Я безо всяких условностей бы накормила тебя. Мне часто хочется поделиться обедом, но происходит это, считай, впервые. Кого здесь попросишь отведать?

Радушие женщины плохо сочеталось с её обличием, Гадаев поднял на неё глаза, а она свои отвела. Он продолжал считать, что поступил по-предательски и со своей изобретательностью заслуживает порицания. Понять было нетрудно, что произошедшее отпустит его тогда, когда она предпримет шаги, которые ему не понравятся. О чём вести диалог было ясно, но начать затруднялся.

– За ребёнком собралась?

– Время ещё есть, – сказала она. – Пережить можно и не такое, главное по итогу не почувствовать себя оплёванной.

– Выходит, что ты прямо всё поставила на эту авантюру. Понять не могу, что именно стоит за этим. Сомневаюсь, что цель оправдает средства.

– Оправдает, я знаю, что делаю.

Во избежание осложнения в отношениях предстояло следить за речами. Он отодвинул контейнер, за поеданием было не спрятаться. Обе стороны испытывали невиданный конфуз, особенно тяжело приходилось ему. Дотянувшись до висевшего на изголовье кровати полотенца, он вытер себе лоб и сказал:

– Наверное, стоило отложить встречу. Не из подошвы наши лица, и пространство давит.

– Неудобство немыслимое, хоть вышибай подобным же. Но ковать нужно, пока горячо, иначе будем избегать встреч и не сможем вернуться к разговору.

– Как ни старайся, не получится делать вид, что ничего не произошло, – сказал он и дождался знака понимания с её стороны. – Взяли бы паузу, день, два… ничего бы не изменилось. В итоге вышло то, чего сам и опасался: мне предстоит искать место, куда отсюда уйти.