Хаук решительно сбросил шлем. Расстегнул часть доспеха и извлек на свет божий, маленький кисет, что всегда носил при себе. Так уж у людей принято, самое ценное у сердца хранить. Воин развязал тесьму, и дрожащими пальцами зацепил свернутую, выцветшую от времени ленточку.
– Альфа… это я, Рон. Ронни… помнишь? Это твоя лента. Ты дала ее мне на память, когда я… сбежал. Альфа, я вернулся за тобой!
Дева, что возвышалась пред ним, была безмолвна. Но Хаук продолжал вглядываться в ее глаза. Он стащил с ее руки перчатку, и заставил взять ленту. В глазах ее промелькнула тень сознания. Кисть дрогнула. Дева взглянула на парня, потом на руку. Поднесла ленту к лицу и вдохнула ее запах. Потом еще раз, будто что-то вспоминая. Брови ее поползли вверх, ресницы распахнулись. Альфа схватила Хаука за руку и прижала ладонь к своему лицу. Она втянула ноздрями запах его кожи. Потом еще раз, и еще. Она делала это так жадно, что, казалось, укусит в следующий момент…
Но этого не случилось. Вместо этого, она сбросила вторую перчатку, и с оглушительным грохотом уронила щит на пол. Как в детстве, словно и не было всех этих лет, она крепко прижала Хаука к груди. Потом, радостно всхлипнув, могучая дева рухнула перед ним на колени и уткнулась лбом в живот.
– А кто такой этот Рон? – Бабка первой отошла от оцепенения.
– Так меня звали раньше, – признался Хаук.
– Так это ты!? Мальчик из клетки? Надо же… вернулся! Вот значит, как бывает. Значит не все я еще повидала в этой жизни.
Глава 3. Воссоединение.
Бабка, кряхтя встала на ноги, и побродив вокруг трона, вынула стальной клин, что удерживал рыцарей на цепи.
– Девочки мои! Это Ронни! Тот самый, что жил с вами в клетке, и сидел на одной цепи. Просто мальчик вырос. Такое с людьми бывает, я знаю, что говорю!
Ощутив свободу движения, грозные рыцари обступили Хаука, стали трогать его, рассматривать. Каждой из дев хотелось к нему обязательно прикоснуться. Почувствовать запах. Полу люди – полу животные так они различают своих.
– Седрик?
– Да? – Седрик вздрогнул, услышав свое имя. Сразу вспомнил, где находится, но не понял, кто его звал.
– Мой господин?! – снова окликнул Хаук.
– Говори… я слушаю, – отозвался Седрик.
– Наш уговор в силе?
– Все в… силе. А какой?
– Трофеи и добыча, – подсказал не весть откуда выросший советник Хамон.
– Верно, трофеи, – поговорил Седрик задумчиво. – Ты решил, чего хочешь?
– Они мой трофей, господин! – Громко заявил Хаук.
– В смысле? Как!? Ты о чем говоришь вообще?
– Эти девы… были мне семьей, господин, пока вы не нашли меня. Я хочу их забрать.
– Забирай одну, черт с тобой,– отмахнулся Седрик.
– Мне нужны все, господин….
– Нет! Да ты видел сколько наших парней они положили!?
– При всем уважении… парни знали на что шли, и у них было оружие.
– Нет! – взбеленился Седрик.
– Мое годовое жалование! – выкрикнул Хаук.
– Да ты сдурел, наверное!? Знаешь сколько стоят одни только доспехи на них!
– Проклятые доспехи. Проклятые мечи. Их не возьмет никто. Даже на переплавку. Да и потом, кому нужны женские латы гигантского размера, да еще так много?!
– Хм… – Седрик задумался, – Твоя правда. Но это ничего не меняет!
– За два года….
– Нет!
– За три!
– Ты посмотри, Хамон! Этот засранец со мной торгуется! Даже если так, трофеи и добыча делятся на всех! Мы наемники, а не сестры милосердия!
Рон поднял голову и обратился к маленькой армии:
– Господа, кто ни будь из вас, еще хочет заявить законные права на эту добычу!?
Никто не ответил. Гробовая тишина. Даже шороха ни единого.
– Вашу то мать! – выругался командир. Затем, подумав минуту, снова обратился к Хауку, уже более спокойно: