Колмаков никак не мог унять дрожь, все тело содрогалось, ведь в шаге от смерти. «А что он предлагает? На мои деньги построить магазин, но я в нем не хозяин, а вроде управляющего. Каждый день выручку в банк, это как положено. А если я… Нет никаких возражений, то, что он предлагает, лучший выход, это – не каторга, не расстрел… Неужто того мужика шлепнули? Господи! Дай разума на сей момент! Надо соглашаться. Что он сказал: деньги отбирать не будут? Это тоже хорошо».
Кто-то потрепал его по плечу, Емельян Лазаревич очнулся, поднял голову. Перед ним стоял Щербаков:
– Вы часом не задремали, будущий руководитель городской торговли? Или от благополучного исхода дух перехватило? Да, вам крупно повезло, гражданин Колмаков, что чекисты сразу поставили в известность меня, и я мог влиять на события, а проскочи эта информация мимо – ночевать бы вам сегодня на нарах, а потом пару дней следствия и суд, скорый и несговорчивый. Сколько у вас осталось магазинов?
Емельян Лазаревич медленно возвращался в реальность:
– Магазинов? Минутку: два здесь и в уезде полдюжины. Но есть покупатели.
– Сегодняшнего не считайте, он чекист. А продавать не надо, ведь правительственного решения еще нет, потому торгуйте, хотя бы для того, чтобы сохранить связи с поставщиками. Там конечно, тоже будет смена руководства, но это не завтра, а старые клиенты всегда желанны и для новых начальников.
Колмаков был счастлив, сразу вернулся к делам:
– Тогда, товарищ Щербаков, как со строительством?
– Смело. Идете к архитектору, тот быстро делает проект, а вы, как грунт отойдет, начинаете рыть фундамент. Место я вам укажу позже. До свидания, Емельян Лазаревич. И не держите на меня зло. Считайте, что я вас спас от пролетарской кары. До свидания.
Дождавшись гудка автомобиля, Колмаков лег на диван и позвал Зину. Увидев мужа в таком состоянии, она испугалась, побежала за сердечными каплями, он выпил их, сел и закричал:
– Какого хрена ты мне принесла? Налей стакан коньяка, иначе я с ума спрыгну от этих перемен. Час назад был одной ногой в Париже, а через полчаса уже обеими в могиле. И сейчас не пойму, что будет.
– Дорогой, а что с Парижем? – осторожно спросила Зина, когда он выглотнул стакан коньяка.
– С Парижем? – переспросил дорогой. – С Парижем, Зинуля, все в порядке: Эйфелева башня стоит прямо, Елисейские поля засеяны и дают всходы, гильотина наточена и ждет свою жертву.
– Что ты несешь, милый!
Колмаков, наконец, дико захохотал:
– Зина, дура ты набитая, какой Париж! Меня едва не расстреляли! Все отберут, Щербаков в обмен на жизнь заставил строить магазин, милостиво разрешил торговать в оставшихся магазинах. И строить новый для государства. А я не на помойке найден, я купец первой гильдии. Он, видите ли, называет меня руководителем всей городской торговли после перелома. Да в гробу я видел эту паршивую должность! Руководитель, но не хозяин, будь они все прокляты!
Зина с трудом уложила его в постель и убрала со стола посуду. Она ничего не поняла из путаной и крикливой речи своего хозяина и мужа, поняла только, что все остается по-прежнему, что она будет и дальше тайком убегать на конюшню к конюху Мише, который обнимает так, что трещат жерди на кормушках и всхрапывают дремавшие жеребцы.
Глава пятая
Семеро заговорщиков, собравшихся тайно от общества и властей покинуть село, поздно ночью собрались в избушке Мирона. С уходом отряда из пятнадцати сыновей мужики стали дружнее и сговорчивее.
– Я тут кое-что переписал, что надо с собой брать, но все не упомнишь, потому слушайте и потом будем дополнять, – начал Мирон. – Думается мне, что на семью по паре саней надо под все необходимое: одежду, муку, посуду, флягу масла постного да по ящику молосного. Все, что касается домашнего имущества, пусть бабы понапишут, ведь вплоть до иголки надо. Это их дело. А по хозяйству: на сани плуг, борону, цепы, решета, жернова, передок и задок от телеги с колесами, телеги там соберем. Топоры и пилы дополнительно. По мешку соли и сахара по несколько голов. Семена пшеницы и круп, огородных овощей, а вот картошку как довезти – думать надо. Заморозим – пропадем без картохи. Литовки, вилы, грабли там сделаем, железа листового для печей, круглого для граблей. Гвозди.