Первое сражение в жизни очень сильно занимало меня. Я понятия не имел о реальных военных битвах. Но то, что вся эта масса людей вместе со мной обречена на гибель, я почти не сомневался. Каждому достанется по пуле или цинковой картечи, иначе к чему эти горы боеприпасов. Однако, страха погибнуть, совсем не ощущалось. Почему? Наверное потому что умирать страшно в одиночестве, а здесь каждый выказывал свою смелость, удаль, геройство, гоня, скорее всего, тем самым прочь мысли о близком конце, и мне не оставалось ничего другого, как следовать их примеру.

Вскоре раздались первые пушечные выстрелы. Начался обмен смертью. Гренадеры и фузилеры изготовились к бою, в последний раз проверили, надежно ли прикреплены к стволам штыки, прошептали, кто вслух, кто про себя, короткие молитвы и смело двинулись вперед. Любо-дорого было смотреть на их стройные ряды, время от времени по команде дружно замирающие, чтобы произвести оглушительный залп из тысяч винтовок. Засмотревшись на них, я с ужасом заметил, как сначала над их головами пронесились шрапнельные гранаты и взорвались чуть позади. А затем они стали попадать прямо в гущу солдатских рядов и прореживать их, разбрасывая жертвы под ноги идущих сзади. Стреляла батарея австрийцев, стоявшая на другом конце поля, возле ручья с узким каменным мостиком. Она была тщательно замаскирована, и потому ее сразу не заметили. По частоте вздымающегося из пушечных стволов дыма стало ясно, что вскоре от фузилеров не останется и половины. Наша рота ждала приказ командира полка и еще не вступала в дуэль.

– Стрелять первой батарее! Цель – вражеские орудия у каменного мостика! – неожиданно для себя прозвучал мой собственный приказ… Вот так, безо всякой команды сверху я вступил в бой. Голова заработала на удивление четко и ясно, пальцы быстро забегали по логарифмической линейке.

Опытные воины давно заметили, что у молодого бойца сердце подрагивает от страха и в животе тянет тонкой резью лишь до вступления в бой, когда с широко открытыми от ужаса глазами всматривается он в разворачивающийся перед ним земной ад. Но, вступив в битву, человека охватывает ярость, ожесточение, страх мгновенно улетучивается и ничто на свете больше не пугает его. Он не замечает опасности, не чувствует боли. Ни своей, ни чужой.

– Фугасным… Заряд первый… Прицел… Буссоль…

– Готов!.. Готов!.. Готов!.. – один за другим донеслись сквозь грохот, несущийся с поля, голоса шести канониров-наводчиков первой батареи.

– Огонь!

Первым же залпом мы разметали в клочья вражескую батарею. Она тут же смолкла. Было видно, что оставшиеся в живых спешно меняют позицию, навалившись на пару пушек и толкая их вглубь обороны прямо по узкому мосту. Пехота наша воспряла духом и под дробь барабанов ускорила наступление.

В это время к нам, лихо держась в седлах, примчались два штабных офицера и наш командир полка Фредерик фон Манштейн.

– Какого черта, лейтенант?! – гневно заорал на меня один из штабных. – Почему огонь без приказа?! Кто позволил?!

– Там пехота погибала, – попытался оправдаться я.

– Если каждый будет своевольничать, во что превратиться армия? С вами будет отдельный разговор, – жестко предупредил меня командир полка. Затем добавил. – Однако, поздравляю вас лейтенант Ланков! Отличная работа!

– Рад служить нашему королю! – бодро ответил я.

– Господин лейтенанат, обратите внимание на возвышенность у излучины реки, – обратился ко мне второй штабной офицер с картой в руках. – По данным разведки там находится около двухсот орудий противника. Вероятно, они ждут наступления нашей кавалерии. Ваша задача – сосредоточить огонь на этой высоте. Поддержать нашу кавалерию, как только она пойдет в атаку. Все понятно?