Его обидные слова отзываются в груди неприятным покалыванием.

И я быстро печатаю:

Пожалуйста, оставь меня в покое.

Noname: В смысле? Я еще даже ничего не начал… Скажи, а ты теперь всегда без белья по улице ходишь?

Мое лицо вспыхивает.

Откуда он узнал?

Я: У тебя какие-то проблемы с моим бельем?

Noname: Нет. Но, как законопослушный гражданин, я, переживаю, что с такими нравами наш славный городок скоро придет в упадок. Как тебе праздничный костер, кстати?

Я: Так это ты?!

Noname: Ты все еще занимаешься музыкой?

Я уже собираюсь заблокировать контакт, но в оглушительной тишине вдруг слышу, как кто-то берет аккорд на фортепиано.

До с задержанием второй ступени.

Я резко вскидываю голову.

Черный рояль “Бехштейн” находится на втором этаже у окна, в открытом холле, огороженном перилами. Если отойти подальше, то можно его увидеть. Но я не хочу.

Мне страшно.

Я действительно боюсь темноты и прямо сейчас не могу рационально мыслить. Косте известно о моей глупой фобии.

Вдохнув поглубже, я задираю подол платья и быстро пересекаю холл. Ночь безлунная, черная, правда глаза уже попривыкли к мраку, да и дома я прекрасно ориентируюсь, однако только добравшись до ванной комнаты и заперев дверь, мне удается выдохнуть.

Там, наверху, был он?

Костя?

Прислонившись спиной к холодной плитке, я медленно скольжу по стене и опускаюсь на пол. Снаружи тихо.

Бред какой-то.

Константин Меглин – мой ангел-хранитель, друг детства, неумелая подростковая влюбленность и маленький грязный секрет – пробрался в мой дом.

Однажды он спас меня, а я отплатила ему черной неблагодарностью.

Из-за меня его едва не посадили в тюрьму.

Это он так считает. Наверное.

Но я всего лишь рассказала взрослым то, что видела собственными глазами. Костя и Женя спорили о чем-то. Баркович даже залепила ему пощечину. Что было с ней потом – я не знаю. Но точно знаю, что Костя ни при чем. Мы были вместе до утра.

Видит Бог, я не хотела создавать ему проблем, но признаться матери, что провела ночь с парнем, с которым даже не встречаюсь, я не решилась.

Мое нежелание видеться с ним – это не страх. Это стыд.

Стыд и что-то еще. Что-то, о чем я столько времени запрещала себе вспоминать и думать.

Ведь когда-то Костя был крашиком не только для Алисы Воеводиной.

Задержав дыхание, я снова прислушиваюсь.

Тишина гробовая.

Я беру телефон и набираю Стаса, но в ответ слышу лишь длинные гудки. Похоже, он оставил свой телефон в машине.

Тогда я звоню Эффи.

Мне сейчас крайне важно услышать голос близкого человека. В смысле, того, кому можно позвонить в любой ситуации, а не только когда выигрываешь олимпиаду по математике.

— Меглин у тебя дома? Реально?! — Эффи явно шокирована моим рассказом.

— Я… не знаю, — шепчу в трубку. — Я его не видела. Сейчас заскриню тебе переписку. — Я отнимаю телефон от уха и захожу в мессенджер. Переписки нет. Вернее, остались лишь мои сообщения. — Блин. Ты не поверишь, но он удалил все сообщения!

— Ну что там было-то?! — нетерпеливо спрашивает Эффи.

— Он такие гадости писал про меня и про Стаса… И, мне кажется, он сейчас тут. Я что-то слышала.

— Кошмар! Ты сама-то где находишься? — беспокоится подруга.

— В ванной на первом этаже.

— А где твоя мать?

— У Топовских. Я тут одна.

— Я сейчас вызову охрану! — решительно заявляет Эф.

Мой мозг тут же рисует картину того, как пара плечистых мужчин из службы безопасности ходят по дому и территории. Что я скажу матери? Что испугалась каких-то звуков в темноте. В двадцать два года? Может, мне еще приложить к моему рассказу исчезнувшую переписку? Она решит, что я свихнулась.

Я начинаю жалеть, что звонила Стасу.