«Отойди!» — пыталась сказать Катя, но голос ее не слушался. Так хотелось в последний раз увидеть небо, отчего-то это казалось единственным правильным, что надо сделать перед смертью.

Но, как назло, физиономия Мишки Жукова, а по-простому — Жука, маячила перед лицом, закрывая собой весь обзор.

«Жук, исчезни!» — только и могла мысленно приказать она. К сожалению, тот не умел читать мыслей.

— Катенька! — неожиданно протянул он ласково. — Не умирай, родненькая!

Из глаз текли слезы, взрослый сорокалетний мужик не пытался их сдержать, прижимая руки к ее груди, стараясь остановить кровь, что сочилась сквозь пальцы.

«Героическая смерть!» — думала Катя, но отчего-то сейчас все казалось бессмысленным: и героизм этот нелепый? и сама ситуация.

— Грей! — проговорила она, но из горла не вырвалось ни звука.

Она хотела сказать: «Как Грей? Выжил? Посмотри!» Ее любимый пес был совсем рядом, но не дотянуться.

— Молчи! Ничего не говори! — быстро произнес Мишка, видя, как его майор шевелит губами. — Береги силы! Уже вызвали скорую! Потерпи немного!

Он держал ее за руку и без умолку болтал, чтобы не дать уснуть навсегда.

— Не закрывай глаза! Смотри на меня! Мы с тобой и не такое проходили! Катенька, ты сильная! Ты сможешь! Катя! Катя! Катя…

Сердце сделало последний удар. Перед мысленным взором пролетела вся жизнь, ускользая. Все стиралось: годы, события, люди. Она пыталась ухватиться, удержаться, не исчезнуть. Единственное, что всплыло вдруг в сознании, — Грей! Кто это, что это за имя? Но Катя ухватилась за него, как за последнюю соломинку. Держалась из последних сил. До тех пор, пока не настала темнота.

Вот и все воспоминания последних минут.

Что-то рядом зашуршало, и Катя вновь навострила уши. На этот раз слышимых звуков было больше. Где-то капала вода, ветер гулял с легким завыванием, и шорох камней, будто кто-то пробирался по ним.

— Нашел! — прошелестел незнакомый голос. — Хозяйка, трудную на этот раз вы задали задачу!

Слова прозвучали необычно. Будто иностранец пытался говорить на чисто русском.

После этих слов вновь резкая боль. Словно бросили в костер, безжалостно, еще живую. Обжигающая, не только душу, но и тело, до костей, до суставов. Сметающая мысли. Жуткая, не дающая даже закричать. Ощущение полета, но не ввысь, а в пустоту, мрачную, давящую и нескончаемую.

На этот раз наступившая темнота принесла не только забвение, но и дикое облегчение.

***

Приходила в себя майор тяжело. Сначала ощутив боль и слабость во всем теле.

«Вернулось сознание — выжила!» — первое, что пришло ей на ум.

Поняла, что разбудило ее чье-то бормотание, словно кто-то читал рядом молитву, заунывно и однотонно.

Звук человеческого голоса приободрил.

«Наверное, я после операции! — решила Катя.

Тишина и этот слабый шепот говорили о том, что она в палате, отходит от наркоза. Это знание успокоило.

С трудом разлепила тяжелые веки. Перед взором все вертелось и кружилось с такой скоростью, что тошнота подкатила к горлу.

Закрыв глаза, пару раз глубоко вздохнула, чтобы прогнать неприятные ощущения.

Через несколько таких попыток зрение прояснилось. Только увиденное совсем не порадовало.

Потолок, который с таким трудом рассмотрела майор, был сводчатого типа, что определенно встречаются лишь в церквях. Правда, без цветной росписи и лепнины.

«Меня что же, хоронят? — эта мысль моментально просветила ее глаза и разум. — В гробу лежу?»

Бормотание рядом лишь подтверждало дикую догадку.

Еще и пахло чем-то сладким, как в церкви ладаном.

Превозмогая головокружение, Катерина повернула голову влево. Взору ее открылся шкаф во всю стену с десятками одинаковых ящичков. Невольно сосчитала: семь в высоту, двадцать в длину. Сто сорок деревянных ячеек, словно картотека в национальной библиотеке. И на каждом своеобразный узор, значение которого понять невозможно. Если бы ящики были раза в три больше и железные — тогда можно было бы предположить, что она в морге.