– Прикрывать его спину, – кивнул в сторону Барда Джойс.

– В качестве кого я лечу? – поинтересовался Джамиль.

– Если мне не изменяет память, ты имеешь высшее образование по системам сверхдальней связи – так? – спросил Джойс.

– Да я этим, сто лет не занимался, – сокрушенно развел руками Джамиль.

– Теперь займешься, – тоном, не терпящим возражений, заявил Джойс.

– Тем более, что твоей задачей номер два будет скрытый монтаж на станции ультрафиолетового лазера, для связи с землей. Связь строго по расписанию, вторая установка будет через месяц смонтирована в Уральских горах, другого способа связи, я не вижу, – устало подытожил Джойс.

– Узконаправленный луч в невидимом диапазоне, не зная времени передачи, засечь нелегко, а считать данные не зная частоты синхронизации с приемником невозможно, – заявил Бард. – Вот только, вести исследования пространства, доводить и монтировать генератор, руководить Сопротивлением и строить лазер одновременно, у меня вряд ли получится, – обреченно вздохнул Бард.

– Получиться, обязательно получиться, у тебя будут хорошие помощники, – уверенно сказал Джойс, хотя сам такой уверенности не испытывал. – Слишком все тонко, как в перетянутой струне, в любом месте может лопнуть. Слишком силен противник, а станцию можно нашпиговать приборами и датчиками слежения так, что и москит не пролетит незаметно. Все, время. Вот ваши платежные карты и коды для гипноиндукторов, без них, чипы будут выдавать только музыку.

– Стоп, у Барда нет гипноиндуктора, – заявил Грин.

– Ерунда, сейчас куплю, – отмахнулся Бард.

– Не стоит, вот возьмите мой, – протянул ему портативный гипноиндуктор Джойс. – Да вот еще что, налей ка нам всем по стаканчику, – обратился он к Джамилю.

– Если и задержат, будет что сказать, – усмехнулся Джамиль, разливая остатки рома.

– Возьмите, – Бард достал свой коммуникатор и из боковой панели выдернул похожую на спичку деталь.

– Это накопитель последнего поколения, мое очередное изделие, – слегка усмехнувшись, пояснил он. – Дома посмотрите.

Бард вышел первым. Остальные должны были уходить на лодке.

Дик Морган, по прозвищу Пират, глава одного из древнейших олигархических кланов, исполняющий обязанности министра планетной безопасности, рассматривал город с высоты 115 этажа, не самого высокого, но самого объемного небоскреба Америки – 3. Мегаполис формально являлся столицей Мирового Совета. Впрочем, Совет в среднем раз в пять лет менял свое географическое положение, демонстрируя видимость равности мегаполисов, а фактически по соображениям безопасности самого Совета. Сто пятнадцатый этаж небоскреба, прозванного в народе пауком, за свою шести лучевую форму был последним и представлял собой, открытую площадку, под прозрачным куполом. Свое прозвище в Совете Дик, получил, за любовь к кровавым расправам и неуемную жажду денег. Впрочем, последним грешили все члены Совета. Морган был апологетом идеи очищения планеты от основной части «Человеческой плесени». Дик Морган, смотрел, на переплетение лифтовых стволов, на кишащий далеко внизу людской муравейник и остро ненавидел эту планету. Буровато – желтые облака, собиравшиеся на уровне семидесятого этажа, предвещали городу еще одну порцию кислотного дождя. Поэтому, не смотря на свой отталкивающий цвет, облака пробуждали в душе Дика подобие удовлетворения. Скоро они прольют на эту кишащую внизу плесень, свою маслянистую влагу и принесут если не смерть, то уж боль и страдание, это точно. – Жаль, сдохнуть им не дадут, – пронеслась мимолетная мысль. Первосвященник в этих вопросах был неумолим. – Ладно, скоро Совет и надо настраиваться на миролюбивый лад, – успокаивал себя Морган. Он подошел к столу Совета выполненного в виде «Звезды Давида» и плеснул в бокал изрядную порцию настоящего скотча. Форма стола, не несла в себе ни какого религиозного или национального смысла. Просто вскоре, по окончании Последней Войны, власть была забрана и прочно удерживалась шестью самыми богатыми кланами планеты. И дабы не было распрей и зависти, по примеру Короля Артура, столы Совета изготовлялись в виде шести лучевой звезды. От круглого стола отказались, так как он полагал полное равенство. Между тем, каждый в Совете считал, что он остальным не ровня. Поэтому шесть углов, стали символами шести вершин власти, и устраивали всех.