В рамках местных знаний, разумеется. Но всё же…

Это в современном мне мире шаманы считались тёмными носителями оккультного мракобесия и дикого невежества.

Здесь же шаман был уважаемым и авторитетным членом общества. Носителем сокровенных знаний, светочем истины и прочной нитью, связующей живой мир с миром предков. Человеком, в совершенстве постигшим все тайны окружающего мира. И умело этим пользующимся.

Было, над чем призадуматься!

– У тебя уже есть ученик, – попытался я всё же уточнить ситуацию.

– Лур – хороший ученик, – согласился Гукур, – но ему не хватает той твёрдости, что я вижу в тебе. Лур будет хорошим шаманом. Но он не будет вождём. Ты можешь стать вождём рода! А вождю иногда надо быть шаманом.

Как я понимал, согласием моим никто и не интересовался. Меня просто ставили в известность об изменениях в программе моего обучения.

Полученное известие настоятельно требовалось обсудить с кем-либо из близких. А с кем мальчишка моего возраста может это сделать? Варианта два: либо друзья, либо – мама.

«До друзей ещё успею добраться, – рассудил я, – да и что они мне посоветуют?»

А потому, выйдя из пещеры по окончании разговора, я прямиком направился к тому «вигваму», в котором со своим мужчиной проживала моя мать. Помешать им я не боялся. Утром все охотники ушли добывать еду. Значит, и отчим мой с ними. Можно будет поговорить с матерью без помех.

Подойдя к вигваму, я откинул полог и заглянул внутрь.

– Ма?..

Мать сидела на разостланной шкуре и штопала дырку, образовавшуюся в другом куске шкуры.

Для этого она сначала подготовила латку подходящего размера, больше самой дырки. После чего начала проделывать каменной проколкой дырочки в обеих шкурах. Сделав пару дырок, она проталкивала в них обратной стороной этой же проколки кусок мятого сухожилия, используя его вместо нитки. Протолкнув кончик этой «нити» в дырочки, женщина протягивала через них сухожилие полностью, стягивая им оба куска шкур. После чего процесс повторялся.

Услышав мой голос, мать подняла голову и, встретившись со мной глазами, улыбнулась. Поманила меня рукой. Я забрался в «вигвам» и уселся напротив неё, по-восточному скрестив ноги.

– Как ты, Завр? – спросила она.

Голос у матери немного хрипловат. Но всё равно заметны нежность и любовь к сыну. Летом она забеременела. Глядя на мать, я обратил внимание, что живот её уже начал набухать, движения сделались более осторожными и плавными. А голос стал звучать мягче и как-то приглушённее.

– Хорошо, – кивнул я.

– Хорошо, – повторила она вслед за мной, как бы выражая этим мне своё одобрение, – Ты хочешь есть?

Конечно, я хотел есть! Молодой растущий организм, да ещё, почитай, от рассвета до заката – на свежем воздухе.

– Да.

Мать осторожно, опираясь рукой на расстеленные прямо на земле шкуры, перегнулась куда-то за спину, пошебуршила там недолго и опять повернулась ко мне. В руке её был кусок обжаренного мяса. Протягивая его мне, она коротко сказала:

– Вот. Ешь.

Я с удовольствием принялся за еду. Мать склонилась над шитьём. Некоторое время каждый из нас молча занимался своим делом. Но вот мать опять подняла голову и посмотрела на меня.

– Завр, ты не приходил сюда раньше. Ты хочешь говорить со мной?

– Да, – я уже расправился с дарёным куском мяса, и теперь мог говорить, не отвлекаясь на такие частности, как урчащий от голода живот.

Не вдаваясь в подробности, я передал матери основные пункты своего разговора с шаманом, не забыв упомянуть и причину моего привода к нему Старым Охотником.

Мать, прервав своё рукоделие, внимательно слушала меня.

Когда я закончил говорить, она некоторое время молчала, вероятно – обдумывая услышанное. Потом спросила: