Для Кати начало этой ночи было очень бурным, её сердце колотилось. Тело может дрожать, голос может дрожать, а руки уже нет: они похожи на скальпель в руках Доктора, Кате это даже начинало нравиться. Она чувствовала в этом силу и возможность защитить. На ночь, чтобы уснуть после таких дней, Катя прибегала к секрету, которому давно научил её брат. Она доставала из-под матраса плотно закрытую баночку. Внутри была розовая, воздушная пена, от которой исходил тонкий, сладковатый запах, похожий на запах леденцов и ваты. Это была одна из тех "лекарств", которые помогали успокоиться и уйти в приятные воспоминания о Тёте. Катя осторожно вдохнула её аромат, и тревога медленно отступила. Она лежала комочком на кровати и в руках, как сокровище, держала баночку. Она уже не казалась такой большой в её руке.

На следующее утро, проснувшись, Катя сразу поняла – брата нет. Его место пустовало. Сердце сжалось, но на этот раз не от обычного страха. На его месте было нетерпение. Нетерпение показать. Она провела пальцами по своему предплечью, где под кожей скрывался тонкий, почти невидимый шов, тот самый, что она сделала прошлой ночью. Он идеален, как ей казалось. Катя не могла усидеть на месте, то и дело подбегала к двери, прислушивалась, ожидая шагов. Ей хотелось, чтобы Доктор пришёл как можно скорее. Она представляла, как он, с его невозмутимым лицом, осмотрит её работу. Пародировала его реакцию и хихикала от этого. Ждала его одобрения. Жаждала того редкого, почти незаметного кивка, который означал "отлично". Это одобрение стало для неё единственной валютой в этом мире (после поглаживаний брата, конечно), единственным признаком того, что она делает всё правильно, что она движется к своей цели – починить Лёху. Её пальцы то и дело касались невидимого шва, ощущая его совершенство, и в её глазах горела необычная для ребёнка одержимость. Когда Катя услышала приближающиеся шаги, её сердце забилось быстрее. Она бросилась к двери, схватилась за ручку и начала дёргать её, нетерпеливо, почти истерично. – Ну давай, быстрей же, быстрееей! Шаги затихли прямо за дверью. Ручка дёргалась, но дверь не открывалась. Фигура за дверью ждала. Катя, осознав это, перестала дёргать ручку и, отойдя на три шага назад, покорно ждала. Дверь бесшумно распахнулась.

На пороге стоял Доктор, в своём безупречно выглаженном халате, с тем же спокойным, почти безжизненным лицом.

– Ты сегодня в нетер… – начал он своим привычным мягким голосом, но не успел договорить.

Катя, не дожидаясь приглашения, тут же вытянула свою руку, показывая предплечье. – Смотрите! Смотрите!

Доктор взглядом скользнул по её руке. Он уже видел её швы много раз, и его лицо оставалось непроницаемым.

– Да, дитя, я это уже видел.

Улыбка сползла с лица Кати. Она быстро повернула руку, демонстрируя тот самый, последний шов, который ей казался верхом совершенства.

– А это видели?! – горделиво задрав нос, произнесла она.

На лице Доктора что-то едва заметно дрогнуло. Он прищурился, взяв её за руку, почти приподнимая от пола, чтобы лучше рассмотреть. Его взгляд был сосредоточен, он провёл тонким пальцем по шву. У неё от этого побежали мурашки.

В воздухе повисла напряжённая тишина. Затем, сдержанно, но с явным, почти животным удовлетворением, похожим на урчание, он произнёс: – Хм. Отлично, дитя. Идеально. Пора переходить на новый этап.

Глаза Кати вспыхнули огнём. Она почувствовала себя так, словно только что покорила самую высокую гору. Кукла, о которой она когда-то так мечтала, и о которой Доктор больше не заикался, была забыта.

Её единственной мыслью был Лёша. – Я смогу! Я смогу починить Лёшу! – прошептала она тихонечко.