. Утверждали, будто так выразился рейхсфюрер и что речь идет об огромной разведывательной сети русских, о русских радистах, засевших в узловых звеньях государственного аппарата.

Но толком никто ничего не знал.

Утром 9 сентября Хабекер, как всегда, явился на работу ровно в девять. Следствие по делу двух офицеров, подозреваемых в связи с Интеллидженс сервис, подходило к концу.

Хабекер подсчитал: сегодня среда, работа над обвинительным заключением займет остаток недели, стало быть, ему выпали спокойные дни.

Однако во втором часу Хабекера неожиданно вызвали к советнику Редеру.

Редер, полный, седеющий, выглядел мрачным: пористая кожа большого лица пожелтела, под глазами набрякли черные мешочки.

Выслушав доклад, Редер не кивнул, выражая одобрение, и не пошевелил бровями, выказывая недовольство, а лишь переставил на другое место бронзовое пресс-папье и неожиданно приказал передать написание обвинительного заключения другому чиновнику.

Хабекер ощутил укол самолюбия, встал, чтобы сказать: «Слушаюсь!», – но Редер взглядом остановил подчиненного.

– Вам будет поручена другая работа, – глухо сказал Редер. – Более необходимая и важная.

Хабекер выпрямился на стуле.

Редер из-под бровей изучал его немигающими глазами.

– Что вы слышали о «Красной капелле»? – в упор спросил Редер.

Хабекер на миг замешкался.

– Не лгать! – предупредил советник юстиции.

– От штурмфюрера Гинце я слышал, будто речь идет о русских шпионах, – отрапортовал Хабекер.

– Точнее.

– Ничего больше, господин советник.

Редер несколько секунд продолжал смотреть Хабекеру в глаза, потом, видимо, поверил. Взял остро отточенный карандаш, записал что-то на чистом листе бумаги. Наверное, фамилию штурмфюрера Гинце.

С минуту смотрел на бумагу.

– Волей рейхсфюрера я назначен руководителем следствия по совершенно секретному делу номер четыреста девяносто пять дробь девяносто два, – сказал Редер. – Вы избраны мною в качестве одного из помощников.

Хабекер встал и щелкнул каблуками.

Редер жестом приказал сесть.

– То, о чем я расскажу, и то, что вы узнаете во время следствия, не подлежит разглашению, – сказал Редер. – По всем вопросам, какие могут возникнуть, будете говорить только со мной. Или, если понадобится, с высшими чинами.

– Слушаюсь!

Редер снова оглядел криминаль-комиссара.

– Повторяю: никто не должен услышать от вас ни одного слова, ни одного намека на существо дела, – сказал Редер. – За полное сохранение тайны отвечаете жизнью.

– Да, господин советник, – сказал Хабекер и незаметно облизал пересохшие от волнения губы: подобное вступление ничего приятного не обещало.

– Речь идет о судьбе империи, – сказал Редер. – Совершено преступление, каких не знала история. Врагу удалось нанести Германии тяжкий удар. Теперь только от нас зависит решительно ликвидировать последствия этого удара и предупредить возможность нанесения новых…

Пока советник говорил общими фразами, но и от них веяло зловещим холодком катастрофы. Впоследствии Хабекеру казалось, что он ощутил этот холодок физически.

– Да, господин советник, – сказал Хабекер, чтобы сказать хоть что-то.

Редер наконец опустил, но тотчас вновь поднял темные веки.

– «Красной капеллой» рейхсфюрер назвал мощную разведывательную организацию русских, раскинувшую свою сеть по всей Европе, – сказал Редер. – К несчастью, в среде немецкого народа тоже нашлись предатели, много лет работавшие на Москву. И самое страшное, что эти предатели проникли в государственный аппарат, в армию и промышленность, где до сих пор пользовались полным доверием. Таким образом, они регулярно выдавали противнику все наши планы, сводили на нет все наши усилия и жертвы!