Подумала, что ощутила бы ее покалывание, если бы он все-таки меня поцеловал.

И пусть Грейсон Ховард этого не сделал, потому что и не собирался, подобные мысли породили странный жар, принявшийся разбегаться по телу, наполняя меня странными тягучими ощущениями, которым я не могла найти объяснение.

Жар шел из центра груди, а еще с правого предплечья, где находилась та самая драконья метка.

К моему расстройству, она внезапно решила не только потемнеть, но еще и закончить прерванный круг.

И мне это нисколько не понравилось.

Настолько, что я выкинула ректора из головы – хотя это было и непросто, – затем вспомнила науку Гордона и решила прибегнуть к ней как можно скорее.

Накинула на себя первое заклинание, и мне тотчас же стало полегче. Жар исчез, вызванное им томление пропало без следа, как и мысли о лорде Ховарде.

Поэтому я решила закрепить успех и накинула еще два заклинания. Затем стерла следы магических упражнений в комнате, после чего еще немного посмотрела на то, как светлела драконья метка, уговаривая себя, что я все сделала правильно.

Подобное мне ни к чему, потому что очень скоро меня переведут в другую академию, а потом я вернусь на Пратт и выкину Элизею из головы.

Навсегда.

Наконец открыла книгу и со спокойной душой углубилась в «Теорию магической относительности» архимага Энцерштейна.

4. Глава 4

Глава 4

Она явилась, когда Грей уже принимал душ, вернувшись после утренней пробежки и изнурительной тренировки на стадионе. Тренировался он один, хотя не отказался бы, чтобы Киран тоже продрал глаза и к нему присоединился.

Но вчера тот слишком активно заливал свое горе виски двадцатилетней выдержки, не забывая подтрунивать над Греем, что он спас девицу из Танариса, которая всего лишь решила искупаться. Насмехался, заявляя, что Грей перепугался до ужаса – настолько, что прыгнул за человечкой в воду даже в одежде.

Кстати, как именно он понял, что той красотке грозит опасность?

Они были далеко от пруда, и завываний Фионы Доннескью услышать не могли. По крайней мере, Киран их не слышал.

Что это было – гипертрофированная ответственность ректора, или же Грею так не терпелось сделать той девице искусственное дыхание, что он сорвался с места, словно за ним гналась стая диких хаслингов?

А потом, когда оказалось, что спасать девицу не нужно, Грей и вовсе позабыл убрать руки с ее груди.

- Не было такого! – нахмурился он в ответ. Хотя грудь у Лоурен Райт Грей нашел, и на ощупь с ней все было в полном порядке. – В отличие от тебя, я не страдаю врожденной глухотой, поэтому услышал крики о помощи и не стал медлить.

О том, что перед этим Грей не находил себе места, съедаемый необъяснимой тревогой, рассказывать Кирану он, конечно же, не стал.

Эта тревога не имела под собой рационального объяснения, но была каким-то образом связана с Лоурен Райт.

Возможно, Киран прав – все дело в гипертрофированной ответственности ректора. Император оказал Грею величайшую честь, назначив его на столь высокую должность. Грей принял свое назначение и делал все, чтобы оправдать оказанное ему доверие.

Эта девица, Лоурен Райт, совершенно не подходила для учебы в Академии Драконов, а Грей за нее отвечал, поэтому и ринулся, не задумываясь, ее спасать.

Но было и еще кое-что, в чем он не хотел признаваться Кирану.

Лоурен Райт дважды за день оказывалась в его объятиях. Воспоминания о хрупком теле в его руках были до невозможности тревожащими и будоражили его воображение; и от них оказалось не так-то просто избавиться.

Они преследовали Грея до позднего вечера. Постоянно всплывали перед глазами, отзываясь в теле сладкими и порочными мечтами, пока, наконец, ему неожиданно не стало… легче.