Тридцать второй день пятого месяца.

Длань Короля

Ужасные кошмары терзали Избранного Кузней уже пять ночей подряд. Охваченный жаром, пришедшим с изнанки мироздания, он то и дело просыпался при свете луны, держа в правой руке свой непревзойдённый Таа̀р-Итѝр. Клинок слышал зов хозяина и не мог проигнорировать его. Покуда опасность нависала над могучим воином с меткой дезертира, верный ратному делу клинок исполнял возложенный на него долг. Снова и снова. Растрачивая силы в пустую. Каждое такое пробуждение в поту сопровождалось криком. И не мужественным иль волевым, а сотворённым ветхой слабостью, которую бывший григор Учения Яростных оставил по собственной воле. Но она нагнала его. И Равус Вал’Гавсми не знал, как дать ей отпор. Той ночью после прибытия в королевство Мауторн ему пришлось вкусить все тяготы уготованного кошмара и принять его природу, пропитанную кровью и отчаяньем.

Во сне Равус стоял посреди поля битвы – разрухи щитов и мечей, оставленной Браан-ву. Пламенные выродки окружали со всех сторон, скалясь, крепко сжимали оружие в руках и готовились ринуться в бой против единственного оставшегося в живых противника. Они ждали приказа своего господина, были не способны действовать без его указки. Они не представляли интереса для Вал’Гавсми, ибо он не мог оторвать взгляд от бездыханных тел своих соратников.

Вот он, Польдаар Джуно на иссохшей земле с перерезанной глоткой. Своими будто застывшими вне времени очами он пронзал Избранного Кузней насквозь, истязая немым вопросом: «Почему ты им позволил?» Альвия Фло’Грат и Тагок, сын Тавгура, сожжённые дотла, источали смрад пропёкшейся плоти и служили символом поражения в решающей битве за судьбу четырёх королевств. А что до храбреца Уэйна Айнроуса… Его до неузнаваемости изуродованное тело стало трофеем Локселлуса.

Обугленный Пасынок вышел вперёд, растолкав прислужников. В одной руке он держал бренность принца Тсандера, в другой – великий пламенный меч. Взор старшего Вал’Гавсми вновь не знал мук человечности – её отголоски покинули багровые зеркала, оставив в них лишь пустое, вне ладности слога простого человека. В реальности сна Чёрный рыцарь окончательно отдался пламени Янну-Корру. Окутанный вуалью презрения, он смотрел на Равуса и готовил его к неизбежному – к провалу миссии и к вечному пребыванию на той стороне мироздания.

– Не Избранный ты Кузней, брат, – молвил Локселлус. – Его ты величайшая ошибка.

Он поднял меч из чистого пламени, испустил изо рта ком дыма и возвысился над кровным братом…

– Да проснись ты уже наконец!

Крик Польдаара не дал Чёрному рыцарю докончить начатое. Он исчез без следа.

Равус пробудился в своей палатке, взмахнув Таа̀р-Итѝром. Один удар его меча мог с лёгкостью обезглавить Джуно, но тому хватило скорости увернуться в последний момент. Он пригнулся под лезвием и поймал себя на мысли, что его ни капли не смутила подобная реакция со стороны друга. Ловкач был к ней готов. На то, чтобы восстановить дыхание, у него ушла пара секунд, и вот Польдаар, внимательный и спокойный, как и подобает хорошему слушателю, приготовился проникнуться речами соратника.

Но для начала нужно было заставить его говорить:

– Тоже мне, хвалёный Избранный Кузней… Уже пятая ночь подряд, Равус. Это совсем не смешно. Что ты видишь в своих снах?

– Остальные спят? – спросил Вал’Гавсми, схватившись свободной рукой за лицо, покрытое потом.

Он с трудом принял сидячее положение, точно сон не дал ему сил, а, наоборот, забрал их остатки. Не в состоянии больше держать тяжёлый меч, Вал’Гавсми отозвал его прочь и потянулся к походной сумке, лишь бы отыскать там флягу с водой. Но Польдаар, он же Объявленный менсис, оказался гораздо быстрее.