Огибаю дом, осторожно выглянув из-за угла. Чисто.

– Вон она, Хао Ю! – слышу из-за спины голос мужчины и звук включения мотора.

Сворачиваю в противоположную от холмов сторону, к открытому морю. Плыть тяжело. Гораздо быстрее у меня получается под водой, но здесь слишком грязно, а я ещё не отдышалась. Моторка преследует меня, и у торчащего из воды пика затопленного храмового комплекса в меня чуть не попадает гарпун.

– Дай мне! – слышу голос того же мужчины.

Погружаюсь, даю лодке промчаться мимо и сворачиваю на север. От старого храма до моей пещеры час пути. Если бы не прилив, приносящий потоки свежей воды, мне бы пришлось высовываться над поверхностью в несколько раз чаще. Но я стараюсь держаться хотя бы четверть часа. За городом чище. Мне главное доплыть до водопада. А там, скрываясь в небольших гротах под зарослями, я легко доберусь до своей пещеры. Она находится в отвесной скале. Во время приливов вход в неё затапливает. Но мне всё равно. Люди туда не сунутся. Пещеру не видно с воды, если не знать, что она там есть.

Преследователи на этот раз ведут себя настойчиво. Не возвращаются в город. А движутся на отдалении в ту же сторону, что и я, на север. Надеюсь, они меня не видят издалека. Четыре года назад мне пришлось несладко. Тогда мы с отцом были дома одни. Мама работала. Она ходила два раза в неделю в район на холмах, убиралась в апартаментах богатой семьи. И в тот день задержалась.

Когда в дверь постучали, мы решили, что это она. Папа открыл не глядя.

– Что вам нужно? – он всегда говорил громко, чтобы предупредить об опасности.

Я поняла, что дело нечисто.

– У нас нет дома заражённых! – кричал он, пока я прятала стопы-ласты в кроссовки, больно подворачивая пальцы.

Штаны, футболка, линзы, крем, платок и в руки скребок.

– Пап, что случилось? – вышла к ним.

– Вы входите в список подозрительных семей как носители мутации, – отчеканил мужчина азиатской наружности в бело-зелёной форме.

– Я заокеанец! – не унимался отец. – И устойчив к вирусу. Никак вы не можете успокоиться. Уже двести лет прошло с поднятия материка.

– Вы поймите, я тоже учёный, и мне поступила заявка, – сказал гость. – Неделю назад мой сын видел у Кокосового острова заражённую особь.

– Вы не хотите проверить на инфекцию его?

– Он здоров. Мы провели анализы. Но вы же понимаете, нельзя допустить новой вспышки. Город топит, и мало ли что может подняться. Вы ведь работали с вирусом.

– Работал.

– Я видел отчёты. Вы заразились, но почему-то вирус вас не убил.

– У меня не было симптомов.

– Но анализ…

– Его могли перепутать лаборанты.

– Ваша супруга коренная азистралийка.

– Что удивительного? Вы тоже.

Незваный гость покрылся румянцем.

– Но у меня нет генетической мутации. А она носитель.

– Пять процентов населения земного шара имеют точно такую же мутацию. Это не страшно. Как учёный вам говорю, – уверенно заявил отец.

– Как учёный вы должны понимать, что дело серьёзное. Вирус может просыпаться. Ежегодно на Земле происходят рецидивы. Наша задача выявлять…

– У нас заражённых нет, – перебил отец.

– В любом случае вы должны сдать кровь на анализ.

Родители тогда долго ругались на меня. Но убегать было уже поздно. Нас взяли под наблюдение. Повезло, что моя кожа тогда более менее походила на человеческую. Да, наши анализы показали наличие мутации. В очередной раз. Через три дня к нам явился тот же мужчина. Нас с мамой не было дома. Незадолго до того мы вышли через террасу и отправились на рынок. А по возвращении выслушали тираду от отца. Якобы сын того мужчины видел русалку, только с ногами. А всем известно, что внешне так выглядит заражённый вирусом человек. Мальчишку обследовали вдоль и поперёк и ничего не нашли. Новых случаев заражения не было. Всё успокоилось. А потом о нас будто бы забыли. До сегодняшнего дня. Что уж поделать, если перед приливом я снова видела этого парнишку? И снова ничего не сказала родителям.