Двадцать один час до затмения – тюремный корпус: точное местоположение неизвестно

Узница позволила себе задрожать еще сильнее, когда вновь осталась в одиночной камере, от простого осознания того, что теперь после всего, что произошло, она потеряла ее навсегда… Потеряла ту единственную, что была лучом света в этом царстве мрака. И сделала это с ней и с самой собой именно она: ее руки, ее слабость и трусость.

Это абсолютно неконтролируемое состояние шока привело к судорогам во всем теле. Ощущалось это так, как будто бы ей внедрили в мозг казенный чип и запустили туда разрушительный вирус, который должен быть уничтожить ее разум изнутри. Вместе с тем пытки стражников, с другой стороны, должны были бы добить ее тело.

Но зачем нужно было так изощренно издеваться, почему просто не прикончить ее прямо здесь и сейчас? Вопрос, которым задалась пленница, был скорее риторическим. Тем более, что у нее не было никакой возможности внятно дать на него ответ, поскольку та скорлупа мира, в которой она находилась до момента, когда подвергла мучениям свою подругу, сейчас внезапно дала трещину. Через нее стали проникать настоящие демоны, что принялись в буквальном смысле кусать и терзать ее мозг и сердце, что ощущалось как полная потеря контроля над телом. Руки и ноги стали неметь так, что весь ее организм выгнулся в отчаянной попытке придать им хоть какую-то подвижность или хотя бы создать временную иллюзию контроля движений. Однако все было тщетно. После бесплодных попыток хоть как-то вновь ощутить части своего существа, пленница с ужасом поняла, как дыхание ее сперло так, будто бы некая невидимая сила сдавила ее диафрагму. Хрипя и пуская слюну, путница совершила последнюю отчаянную попытку обрести контроль. Примитивным движением она скинула себя с металлической койки на холодный пол, который, казалось, вибрировал под ней. Сначала девушка испугалась, что, услышав ее падение, за ней тут же придут стражники. Не для того, конечно, чтобы помочь, но, напротив, чтобы наказать за шум. Однако спустя краткий миг напоминающий шаги стук стал похож на едва слышимый гул, который становился все громче и теперь походил больше на воющую сирену – настолько громкую, что ее рев буквально оглушил девушку. Узница позабыла о проблемах с дыханием. В ответ на звук она изо всех сил зажмурилась, постаравшись сберечь рассудок от этого пронзительного эха, который постепенно видоизменялся. Он превратился в стоны, которые со всех сторон обрушились на страдалицу, что, распахнув глаза, замерла от ужаса.

В камере почти не было света, однако даже в этой кромешной тьме были вполне различимы лилово-зеленоватые силуэты призраков, которые состояли из геометрических паттернов. Они постоянно видоизменялись, тем самым создавая иллюзию подвижных объектов, а не статично существующих в пространстве фантомов.

На глазах путницы тут же выступили слезы, поскольку она, не зная никого из них лично, тем не менее как-то без особого труда поняла, что перед ней предстали как бы слепки памяти убитых палачами узников этой темницы.

Однако куда ужаснее было осознавать, что, хотя ответственность лежала, безусловно, в первую очередь на администрации этого пыточного заведения, кровь всех этих людей была и на ее руках. Точнее, на руках таких, как она, которые смалодушничали и предпочли закончить или хотя бы как-то облегчить свои страдания в обмен на причинение куда большего вреда своим товарищам по несчастью.

Скорее всего, и палачей вроде нее тоже постигла незавидная судьба, как и всех этих бесплотных жертв, что пришли за отмщением. Однако, когда эти образы приняли уже иные позы, стало понятно, что они пришли не для того, чтобы мстить, но чтобы о чем-то попросить.