Это заставляло жителей деревни сбиваться плотнее, чтобы оставить расстояние между собой и этими путниками. Чувства же сельчан были двоякими – они понимали, что все-таки идут не одни, но понимали также, что такие вот попутчики могут выкинуть все, что угодно. Например, наброситься на соратников в помутнении рассудка или же из жажды крови.

Первый привал устроили недалеко от Гулевища. Проповедники и белые плащи собрались вместе, обсуждая что-то. Жители же Черного Луга расположились отдельно, собравшись вокруг костра, разведенного одним из сельчан. Вид полностью выбитой деревни угнетал: дома стояли запущенные. Темные глазницы окон словно смотрели прямо в душу, укоряя людей за то, что бросили свое жилище. Темные пятна, расположившиеся на стенах некоторых домов, были похожи на старые кровоподтеки. Ветер, дувший в узких проходах между двумя домами, будто бы выворачивал душу наизнанку. Веревки, связывающие между собой еловые лапы, служащие крышей, местами истлели, из-за чего ветви провалились внутрь домов, образовав прорехи в кровле, в которые падал снег. Местами лежали мертвые собаки и скот, присыпанные снегом – хозяев, что когда-то их кормили, больше нет в живых, и животные умерли голодной смертью. Сельчане пытались отводить глаза, смотреть в пламя костра, но дух заброшенной деревни доставал до их душ даже так, давя и заставляя сдерживать слезы, которые выступали при виде этого.

Немногочисленные женщины, присоединившиеся к походу, плакали на плечах мужей. Мужчины же лишь укреплялись во мнении, что нужно приструнить обитателей крепости – дабы не повторилось то, что здесь произошло три месяца назад.

Передышка длилась недолго. Вскоре подошел один из путников, что пришли в деревню и сказал, что пора двигаться дальше. Все обитатели деревни, кряхтя и ругаясь, встали, подобрали нехитрые походные припасы, орудия, прихваченные из деревни, и пошли вдоль большака. Новоприбывшие провожатые, а сельчане были уверены, что эти нелюдимые и молчаливые «соратники» при малейших признаках отступления и смятения начнут свою кровавую жатву с них, вели людей на восток, где стояла южная крепость, препятствующая доступу мертвецов и духов в срединные и северные земли.

Черное воинство тоже продвигалось в направлении холмов, обозначающих границу пусть суровых, но все же живых земель с землями мертвыми и проклятыми. К тому моменту, как жители Черного луга находились на полпути к Стражу, они уже приблизились к подножию холмов. Там где обычные человеческие пальцы искали бы, где зацепиться, и держались за уступы, сдирая ногти, и обмерзали от долгого прикосновения к снегу и льду, когтистые лапы преобразившихся в жутких существ ратников, зацеплялись за малейшую щель, ускоряя переход в жилую часть Долины. Обитатели крепости пока не видели ни тех, ни других. Наущенных проповедниками сельчан скрывало расстояние, а «Черная дружина» растворялась в густой тьме.

Решив не приближаться к Стражу, Мечислав начал обходить его стороной. Срезав поворот, обозначающий прямую дорогу на крепость, юноша пошел через сугробы. Ноги утопали по колено в снегу, ветер дул в спину, подталкивая идти дальше. Укрытый от глаз дозорных, он вышел на большак достаточно далеко от крепости, чтобы его заметили. Остаток светлого времени воин потратил на путь до моста через реку Змея, отделяющую Приграничье от северных земель. Мост вел в Трехречье – главную область Долины. Здесь пролегали главные торговые пути с восточными странами, располагались южные железные рудники, и находилась столица княжества – Стрелец, в котором и обустраивались князья с тех самых времен, как первые поселенцы обосновались в этой части Долины. С этой переправой были связаны и сохранившиеся обрывочные воспоминания самого Мечислава. Именно здесь начался крах похода на южную крепость три месяца назад.