– Это я небольшую акулку засолил и перед самым отъездом сушить на солнце повесил, – ответил артиллерист, перехватив мой взгляд. – Давай попробуем.
Снятые с бельевой веревки тряпочки оказались кусками акульей шкуры. С внутренней стороны шкуры шли длинные разрезы белого сушеного мяса. Не без труда удалось оторвать от шкуры продолговатый кусочек мяса. Мясо акулы была твердым, в меру соленым. Вот бы друзьям в Москву привезти под пиво такую экзотическую закуску. Вот буду уезжать из Йемена обратно через год, обязательно возьму с собой сушеную акулу, желательно высушенную целиком с зубастой челюстью. Пойдем мы с друзьями в обычную пивную, размечтался я. Там достану из сумки свою закуску и начну чистить. То-то народ вокруг дивиться будет!
– Когда мы пойдем к начальству гарнизона? – поинтересовался я у артиллериста.
– А нет начальства. Недавно назначили нового командира гарнизона Ахмеда. Он сейчас завершает свои дела в Адене. Его заместитель, прежний командир гарнизона Мухаммед, после понижения ушел в отпуск, еще не вернулся. Хороший мужик Мухаммед, но за годы пребывания на Сокотре пристрастился к спиртному, за это его и понизили до первого зама. Так что пока работы нет, обживайся.
Около получаса я бродил по практически безлюдному гарнизону. У входа в одну из казарм в теньке прямо на земле сидели и пили чай несколько человек с платками на головах и традиционных юбках. Платок называется «кашида», а юбка – «фута». Поздоровались. Я представился, что новый переводчик. Мне предложили маленький стеклянный стаканчик сладкого чая с какими-то пряными добавками. Посидели поговорили. Йеменцы понимали все, что я говорил, а я вот их понимал не всегда. Но в принципе на простые, заранее заданные темы мы нормально общались. Они уже где-то год служили на острове, все были земляками из одной и той же провинции. Рассказали о прошлом переводчике. Удивились, что я его не знал. Поговорили о погоде. Сообщили, что, слава Аллаху, пережили жаркое лето с сильными ветрами. Исчерпав общие темы разговора, я вернулся в казарму к месту жительства и обнаружил, что артиллерист организовал себе сиесту и дремлет, посапывая.
Я решил прогуляться, залезть на ближайшую гору, чтобы сверху обозреть окрестности своего нового местообитания. В этом направлении вела чуть приметная в камнях тропка, которая минут через 20 хода начинала уводить налево, огибая гору. Оставив тропку, пошел в гору. Приходилось обходить большие глыбы и крупные камни. Через полчаса стали попадаться кустики алоэ, небольшое бутылочное деревце, ствол цветом и фактурой напоминал плотную тыкву, еще какие-то растения. Чем выше я поднимался, тем круче становилось, а до вершины было еще далеко. Я уже карабкался, помогая себе руками, хватаясь за каменные выступы. Большой камень вдруг сорвался под ногой и покатился вниз, увлекая за собой другие камни. Не хватало бы мне в первый же день свалиться вниз с горы вместе с этими камнями и свернуть себе шею. Я взмок и устал. Достаточно. По такой круче мне до верха до захода солнца не долезть. Вид на той высоте, которую я сумел достичь, был красив и давал возможность осмотреть окрестности: постройки гарнизона, взлетную полосу, окруженную колючей проволокой, небольшую деревеньку на берегу, грунтовую дорогу, параллельную береговой линии. Далеко направо виднелась еще одна деревенька, окруженная финиковыми пальмами. Бесконечный пляж и океан, блестевший на солнце. Солнце садилось. Пора было домой. Спуск оказался значительно трудней, чем подъем. Я стал спускаться наискось по левому склону и в результате завернул за гору. За горой были другие горы, между ними вилась широкая ложбина сухого русла (по-арабски – вади). Внизу у входа в ложбину стояла крохотная хижина, построенная из наложенных друг на друга неотесанных камней и покрытая сверху сухими стеблями пальмовых веток. В дверном проеме двери не было. Отверстие частично прикрывала потрепанная циновка. Из хижины вышла молодая сокотрийка. На ее руках были чем-то оранжевым нарисованы замысловатые узоры (позже я узнал, что рисуют хной). Я подошел, поздоровался и попытался завязать разговор. Она отвечала на арабском. Девушку звали Фадхан. Она улыбалась. Я спросил, где ее родители, семья.