Небольшая улочка в Гринвич-Виллидж рядом с Вашингтон-Парк-Сквер, Манхэттен.

В доме 421 на Западной Пятьдесят седьмой Оден прожил полгода, с декабря 45-го по июль 46-го. Именно в этом квартале, в гей-баре «Диззи Клаб», он когда-то начал свое знаменитое стихотворение «1 сентября 1939 года»: «Я сижу в ресторанчике / На Пятьдесят второй / Улице…» (пер. А. Сергеева). На Корнелиа-стрит он жил с сентября 46-го по октябрь 51-го.

Одену так и не суждено было занять эту должность. О подробностях отказа см. ниже.

Так называлась пьеса, написанная одним из преподавателей начальной школы, где учился Оден. Об этой пьесе – как и о самом преподавателе (история сохранила нам его имя: Реджиналд Оскар Гартсайд-Бэгналл!) – Оден вспоминает в своем пространном «Письме лорду Байрону», к которому мы еще не раз вернемся. Видимо, из «Письма» дотошный Ансен и выудил информацию о пьесе.

«Я даже не Эрнест Хемингуэй – / Я не люблю спортивных начинаний / В поэзии. И мелочных изданий» – из поэмы Одена «Письмо лорду Байрону». (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, перевод мой. – Г. Ш.)

Писатель Генри Джеймс (1843–1916) – знаковая фигура в «системе художественных ценностей» Одена. Англичанин в Америке и американец в Европе, «трансатлантический писатель» Джеймс – как позднее и сам Оден – пытался найти общий знаменатель двум культурным традициям, между которых он оказался. Таким знаменателем стала его проза, написанная по теории «романа отбора» («the novel of selection») – в пику американскому «роману насыщения» («the novel of saturation»). «Джеймс твердо заявил, что он признает для себя только роман отбора, в котором самое главное – безупречно выдержанная тональность, внутренняя гармония композиции, стилистическое единство, требующее безжалостно отбрасывать все избыточное и тормозящее развитие драматической коллизии» (Алексей Зверев в послесловии к «Послам» Джеймса). И в этом смысле Оден – ученик Джеймса. По тональности, по синтаксису, по тропам Одена всегда можно вычислить – достаточно двух строчек. Реальность у него «уложена» в поэтические формальности, фирменный список которых «вывесил» в своих эссе еще Рэндалл Джаррел, – и они всегда безошибочно узнаваемы.

Джеймс Томас Фаррелл (1904–1979) – американский писатель. Помянут вслед за Джеймсом не случайно – в качестве антипода. «Стадс Лонигэн» – так называлась его душераздирающая трилогия, где эмоционально и натуралистично автор живописал бесконечные горести и злоключения молодого ирландца-католика в Чикаго.

Оден работал над адаптацией пьесы совместно с Брехтом, хотя после размолвки Брехт снял свое имя с афиши. Пьесу давали на Бродвее с октября 1946-го, но вскоре она сошла со сцены.

Ирвинг, сэр Генри (псевдоним Джона Генри Бродрибба, 1838–1905) – один из известнейших актеров английской сцены, первый актер, возведенный за театральное искусство в рыцарское достоинство (1895). (Примеч. Марка Дадяна. – Далее М. Д.)

Эмпсон, сэр Уильям (1906–1984) – английский поэт и критик, представитель так называемой «новой критики». Мы с ним еще встретимся.

Э. Бергнер, К. Ли и Дж. Каррадайн входили в состав труппы, занятой на Бродвее в спектакле «Герцогиня Мальфийская». Д. М. Уитти исполнила радиомонолог Одена «Темная долина» на Си-би-эс 2 июня 1940 года. (М.Д.)

Констанс Розали Оден умерла 21 августа 1941 года, спустя два года после переезда сына на Американский континент. Рождественская оратория «For The Time Being» вышла в 1944 году в США (попробуем перевести название оратории как «На время» – потеряем ритм, но сохраним гремучую смесь «высокого» и «низкого» значений этого русского выражения). Оратория – tour de force Одена; итог его религиозных размышлений последних лет; сложнейший и пространный (70 страниц!) драматургический коллаж из хоралов, прозы и стихотворных монологов; современная интерпретация евангельского сюжета. Сверхзадача оратории – анализ кризиса христианской веры и попытка ее обретения в условиях милитаризованной современности. В этих рамках Оден размышляет над: 1) изысканной мимикрией Зла и беспомощной скукой Добра, 2) невозможностью веры без ежеминутного сомнения в ней, 3) невостребованностью любви, 4) перманентным противоречием искусства и религии, 5) повторяемостью Зла во времени, 6) сходством эпохи поздней Римской империи и 40-х годов XX века, 7) вторжением частного в общественное и наоборот. В общем что-то вроде единства и борьбы противоположностей – или марксизма, которым Оден увлекался в молодости, только перенесенного на религиозную почву. В оратории много снега и метели – почти как у Пастернака, который примерно в это же время писал свои рождественские стихи. Некоторые ее мотивы откликнутся позже в «религиозных» стихах Бродского. Однако – в отличие от наших поэтов – Оден интерпретирует евангельскую ситуацию, как всегда, с оглядкой на собственную персону. Именно себя он видит в Иосифе, который любит Марию, но в силу сложившейся ситуации оказывается на грани предательства, усомнившись в собственной супруге – а значит, и в собственной вере. Текст заканчивается славословием новорожденного, но сквозь строки читается грядущее распятие. Вот образец прозаической части текста – маленький фрагмент апологии Ирода накануне избиения младенцев, образец мимикрии Зла: «Да спросите вы хоть кого угодно. Каждый подтвердит, что я прочитывал все документы, которые мне приносили. Брал уроки ораторского искусства. Боролся со взяточничеством. И как Он после всего этого посмел оставить все на мое усмотрение? Я ведь пытался быть хорошим. Чистил зубы перед сном. Месяцами не занимался сексом. Клянусь. Я был либералом. Я хотел, чтобы все были счастливы. А теперь… Лучше бы я вообще на свет не родился…». Текст перекликается с апологией четырех рыцарей из драмы Элиота «Убийство в соборе» (1935). Что касается «Зеркала и моря», Оден писал этот текст как продолжение самой «волшебной» трагикомедии Шекспира – «Бури». Вместе с рождественской ораторией «Зеркало и море» составляют что-то вроде диптиха. Но если в первой его части Оден рассуждает о Добре и Зле в этической ситуации евангельского сюжета, то во второй части он говорит о том же – но на эстетическом материале Шекспира: когда Зло – узурпатор герцог Миланский Антонио и принц Себастьян – опять же побеждено, но не наказано и уж тем паче не истреблено. Завершает сочинение плач Ариэля, который жалуется Калибану на судьбу: поскольку оба «во имя» Добра были цинично «использованы» мудрым Просперо, но теперь, за ненадобностью, не менее цинично оставлены на произвол Зла. И в оратории, и в комментариях к «Буре» Оден «работает» с уже – увы – типичными для современной цивилизации ситуациями, когда человека помещают в нечеловеческие условия «по ту сторону добра и зла» и ждут, что из этого получится. Начало таким экспериментам положил еще Федор Михайлович, который пришел в результате к выводу, что «нельзя душу человеческую так испытывать». Примерно об этом же писал и Оден. Но последним последователем Достоевского в XX веке оказался все же не он, а Квентин Тарантино, охочий помещать человека в ситуации, в которых тому ничего не остается, как совершать запредельные гадости.

Имеется в виду скорее всего любимый Оденом Караваджо, который шокировал публику постановочной натуралистичностью евангельских сцен.

Джон Генри Ньюмен (1801–1890) – английский теолог, публицист и церковный деятель. В 1845 году перешел из англиканства в католичество, с 1879-го кардинал. Защищал теорию «развития догматов» и принцип свободной от схоластических рамок «открытой теологии». (М. Д.)

Генри Эдуард Маннинг (1808–1892) – английский церковный деятель. Первоначально священник англиканской церкви, автор сочинения «Единство церкви» (1842). В 1851-м перешел в католичество, стал примасом католической церкви в Англии, с 1875-го кардинал. Представитель католического социализма. (М. Д.)

Жак Маритен (1882–1973) – французский религиозный философ, ведущий представитель неотомизма. В возврате к средневековому миросозерцанию Маритен видел путь к преодолению морального и социального хаоса. С 1945 по 1948 год служил французским послом в Ватикане. (М. Д.)

«Не забивайте гвоздей в стену» (нем.). Из сборника Б. Брехта «Свендборгские стихи».

«Трехгрошовая опера» (нем.).

Фальстаф – еще одна фигура из пантеона Одена, образ человека, движимого не волей или страстью, но сиюминутным, а потому по-детски невинным желанием. Оборотная сторона воли и страсти – страдание. Философская цель Одена – не преодоление страданий, а создание условий, при которых страданию нет места в жизни. Сангвиник Фальстаф, который ничего не принимает всерьез, – вариант «идеального героя». В его мире нет страдания, потому что все его поступки и слова притворны. Единственное, что ему необходимо, – внимание окружающих. Сфера реального обитания такого героя – present continuous tense, настоящее время, в котором невозможно самое угнетающее страдание – страх смерти, – поскольку в настоящем времени смерти не существует. Самое «удобное» искусство, в котором такой герой лучше всего «смотрится», – искусство «настоящего времени»: опера. Что последнее сочинение Верди и доказало.

Джон Бэтжмен (1906–1984) – английский поэт, писавший с оглядкой на викторианские традиции. Был избран поэтом-лауреатом в 1972 году (почетный «придворный» титул, учрежденный в Англии в XVII веке. Давался пожизненно. В обязанности поэта входило сочинение стихотворений по случаю юбилеев, торжеств и т. д.). Избранные стихотворения и проза Бэтжмена с предисловием Одена вышли в Америке в июле 1947-го.

Барочная эклога «Век тревоги» («The Age of Anxiety») вышла в издательстве «Рэндом Хаус» в 1947 году. Подробнее о ней мы поговорим ниже.

Ср. высказывание Одена в предисловии к сборнику собственных эссе «Рука красильщика» (1963): «Предписание – „Не будь побежден злом, но побеждай зло добром“ – во многих сферах жизни невозможно исполнить буквально, но в сфере искусства оно общее правило ‹…› Ибо единственное стоящее дело критика – умолчать о том, что он считает плохим, и изо всех сил поддержать то, что считает хорошим, особенно если это хорошее недооценено публикой».

«Платье» – вышедший в свет в 1944 году бестселлер Ллойда Дугласа. Американский критик Эдмунд Уилсон посвятил этому роману разгромное эссе, а принадлежащая его же перу пародия на американского поэта и драматурга Арчибалда Мак-Лиша (1892–1982) называлась «Омлет А. Мак-Лиша». (М. Д.)

Имеется в виду книга Вагнера «Еврейство в музыке» («Das Judenthum in der Musik») 1869 года и рассуждения о происхождении языка в его же книге «Опера и драма» («Oper und Drama») (1869).

Архетипы, первоэлементы (нем.).

Хотя вслед за разговором о Фальстафе было бы уместнее выпить херес.

Здесь стоит сказать несколько слов о легендарном пьянстве Одена. Для этого надо вспомнить распорядок его дня. По утрам – при искусственном свете – Оден работал. Вечером, после захода солнца, призывал общаться – и выпивать. О «совах» высказывался в том смысле, что «по ночам работают только Гитлеры». Выпивка сводилась к бесконечным стаканчикам с красным вином – или бокалам с martini’s: жуткой американской смеси из джина и вермута, которая незаметно, но сильно ударяет в голову.

Укладываясь спать, Оден ставил рядом с постелью рюмку водки – для того чтобы заснуть после ночного похода в туалет. С годами пристрастие к алкоголю усиливалось. Вот как вспоминает об очередной встрече Одена и Стравинского за ужином 21 января 1964 года Роберт Крафт: «Нью-Йорк. Ужин с Оденом. Перед ужином он выпивает кружку пива, во время ужина – бутылку шампанского, после – бутылку хереса (sic!). Но несмотря на этот список напитков, Оден не только умудряется не запьянеть, но способен демонстрировать нам пируэты своего интеллекта, как если бы алкоголь превратился в его организме в ихор (жидкость, которая заменяла кровь в жилах греческих богов. – Г. Ш.)». А вот теоретическое обоснование пьянства, данное самим Оденом в его эссе «Собака принца», посвященном Шекспиру, точнее – его Фальстафу: «Когда-то мы все были Фальстафами: а потом стали социальными существами, наделенными суперэго. Большинство из нас смирилось с этим, но есть люди, в которых жива ностальгия по невинному состоянию самоценности, поэтому они отказываются принимать взрослую жизнь и ищут способы, чтобы вновь стать Фальстафом. Самый расхожий способ вернуться к такому состоянию – бутылка». Там же: «На пьяницу противно смотреть, его неприятно слушать, его жалость к себе ничтожна. И тем не менее его образ не дает покоя трезвеннику. Его отказ, возможно по-детски наивный, принимать реальность этого мира заставляет нас посмотреть на мир другими глазами, проанализировать мотивы, в силу которых мы считаем этот мир приемлемым. Пьяница сам заставляет себя страдать, но это страдание подлинно, оно напоминает нам о страдании, которым переполнен мир и о котором нам легче не думать, поскольку, однажды приняв этот мир, мы несем ответственность за все, что в нем происходит».

Фрэнсис Скотт Фицджеральд (1896–1940) – американский писатель. В его романе 36-го года «Провал» есть совершенно оденовская строчка: «В ночных потемках души часы всегда показывают три утра». Естественно, Оден использовал эту строчку: см. главу «Бегство в Египет» из рождественской оратории «На время», где «Голоса пустыни» поют лимерики в честь новоприбывших Ди-Пи – то есть в честь Святого семейства.

Энтони Троллоп (1815–1882) – английский писатель и почтовый служащий. Автор нескольких усовершенствований в системе почтового обслуживания и знаменитого цикла романов «Барчестерские хроники», где с детальной неторопливостью была изображена жизнь провинциальной Англии.

После того как Оден ушел из колледжа, он некоторое время работал школьным учителем, а с 1940 по 1944 год жил на финансовые дотации Каролины Ньютон, богатой дамы из Пенсильвании, – и на гонорары.

Ср. со строками «Доллар всемогущий» из сборника эссе «Рука красильщика»: «В Америке ценят не деньги как таковые, а умение их заработать – то есть доказать, что ты не зря носишь звание человека; как только ты заработал деньги, они перестают иметь значение и могут быть потеряны или истрачены. История еще не знала общества, где состоятельные люди с такой легкостью расставались бы с нажитым. Несостоятельный американец испытывает чувство вины из-за своей бедности, но не в той степени, как американский рантье, который получил деньги в наследство, но не делает ничего, чтобы приумножить свой капитал. Что остается рантье? Пить и посещать психоаналитика».

Генри Робинсон Люс (1898–1967) – американский издатель и медиамагнат, основатель журналов «Тайм» и «Лайф». (М. Д.)

См. эссе Одена о Кафке «Человек без „я“»: «Однажды во время войны я провел долгий и утомительный день в Пентагоне. Выполнив задание, я шел по длинному коридору с одним лишь желанием – поскорее попасть домой. Когда я подошел к турникету, стоящий неподалеку охранник строго спросил: „Вы куда?“–„Я хочу наружу“, – объяснил я. „А вы и так снаружи“, – ответил он. На мгновение я почувствовал себя Йозефом К.» (перевод А. Курт). Оден считал творчество Кафки притчеобразным и на собственном примере демонстрировал вовлечение читателя в ситуацию притчи. «Притчу нельзя объяснить, – говорил он, – ее надо прожить. Притча интровертна, опыт ее проживания индивидуален, и его невозможно истолковать в общих категориях. А вот образы героев традиционной художественной литературы собирательны и экстравертны – поэтому мы узнаем их черты в других людях». Иными словами: «В реальной жизни мы подчас встречаем человека и думаем: „Ну этот как будто сошел со страниц Шекспира или Диккенса“, однако никто и никогда не встречал в жизни героев Кафки. С другой стороны, человек может иметь опыт, который он назовет „кафкианским“, тогда как „диккенсовским“ и „шекспировским“ индивидуальный опыт быть не может».

С мая по июль 1945 года Оден был в Германии в составе американской военной группы по исследованию последствий бомбардировок на психику людей.

В июле 1943 года.

Стоит, однако, отметить, что сам Оден числил в своих дальних предках именно скандинавов – в происхождении имени «Auden» он усматривал исландские корни, о чем не раз упоминал в своих сочинениях.

В американских университетах существовала традиция заказывать известным поэтам стихотворные тексты, которые впервые оглашались автором на торжественных собраниях членов старейшего привилегированного общества студентов и выпускников колледжей «Фи-Бета-Каппа». У Одена есть два таких текста – или «Phi Beta Kappa Poems». Один из них был написан по заказу Колумбийского университета (стихотворение «Музыка не знает границ», демонстрация изощренного синтаксиса в духе Генри Джеймса). Другой – стихотворение для Гарварда: «Чью лиру выбрать, или Реакционный трактат». Это одно из самых популярных стихотворений Одена, где поэт интерпретирует противостояние Гермеса и Аполлона на материале современной истории. Согласно легенде, именно Гермес изобрел лиру, сделав ее из панциря черепахи, – и только потом Аполлон, очарованный ее звуками, выменял лиру у Гермеса на своих коров. В античной мифологии Гермес – покровитель плутовства и скитаний, он помогает ворам и странникам, то есть людям переменчивым и непостоянным. Образ Гермеса – посредника между богами и людьми, который всегда находится «между», – импонировал Одену, который считал его лучшей аллегорией современного поэта. Именно переменчивость и непостоянство были для Одена характерными чертами мыслящего человека, который пытается дать себе отчет в том, что происходит вокруг. Сам же Оден легко подпадал и под категорию вора – поскольку всю жизнь работал со стихотворными формами, созданными до него, – и под категорию странника: ибо всю жизнь провел в переездах с одного материка на другой. Поэтому неудивительно, что Оден безоговорочно принимает сторону «умудренного Гермеса» – против ницшеанского Аполлона, который олицетворяет помпезность современной власти и ее стремление навести тотальный порядок в обществе и умах людей. Стихотворение было действительно специально написано для Гарварда – самого помпезного учебного заведения Америки. Помните, как говорил сэр Джон Фальстаф? «Чтоб мне отравиться хересом, если я не сочиню на вас всех пасквиля с музыкой, чтоб его распевали на всех перекрестках» (перевод Б. Пастернака). Так вот, стихотворение Одена было именно такой – блистательной – поэтической провокацией, в которой он «досыта изъиздевался» над Гарвардом за его же счет и с его же трибуны. «Я хотел шокировать все эти напыщенные крахмальные сорочки», – признавался он поэту и литературоведу Энтони Хекту. Одним из таких современных «принцев генри» был Джеймс Брайант Конант, президент Гарвардского университета, член Временного комитета при администрации Трумэна. Именно он, по слухам, и сказал решающее слово в пользу атомной бомбардировки Японии.

Что касается Одена, то в пику современному «аполлонизму» он завершает стихотворение призывом придерживаться «недалеких взглядов». «Недалекие взгляды» – прямой намек на любимого Оденом персонажа из истории Англии XIX века, англиканского священника Сидни Смита, который в частном письме к одной даме учил ее (совсем как наш Чаадаев) принципам гармоничного существования. Среди наставлений были пункты, близкие Одену конца 40-х, а именно: a) наслаждайся книгами, b) не строй планов дальше послеобеденного чая, c) принимай прохладные ванны, d) не скрывай от друзей своих недостатков, e) избегай искусства, которое не дарует душе благости, f) больше бывай на свежем воздухе, g) борись с леностью, h) трезво оценивай свои возможности.

Оден получил американское гражданство спустя семь лет после прибытия на континент – в мае 1946-го.

Университет Нотр-Дам – частный католический университет близ города Саут-Бенд, штат Индиана. Основан в 1842 году французской общиной св. Креста, которую возглавлял отец Эдуард Сорин. (М. Д.)

Ср. с фразой Иосифа Бродского, которую он обронил в интервью Дэвиду Бетеа 1991 года: «Не знаю почему, но мне иногда кажется, что Уистен… что я иногда – это он». Вывод напрашивается сам собой, хотя и кажется весьма сомнительным. А вот как писал Роберт Крафт в своих воспоминаниях об очередной встрече Одена со Стравинским в 1958 году: «Оден не только планирует перевести что-то из прозы Гете, он хочет, чтобы Гете заговорил у него на языке американской солдатни». Фраза более чем уместная в компании Стравинского, который в музыке делал примерно то же самое: озвучивал классические формы современным языком.

Иосиф, Виктор, Эдит Джи – персонажи стихотворений Одена. См. сборник 1977 года «The English Auden». (М. Д.)

Реверанс в сторону Оскара Уайльда, который как-то сказал о Моне Лизе, что «она старше скал, на фоне которых изображена». К афоризмам Уайльда Оден вообще относился очень трепетно и даже, как видим, пытался им подражать. Другое дело, что самоирония не относилась к числу достоинств Одена, так что его афоризмы часто звучали напыщенно и тенденциозно. Что касается самой Брунгильды, то это одна из валькирий, героинь оперной тетралогии Вагнера «Кольцо нибелунга». В эссе «Подражание и аллегория» Оден утверждал, что любовь Зигфрида и Брунгильды в основе своей инцестуальна, поскольку Зигфрид слишком молод, чтобы испытывать к валькирии, проспавшей много лет волшебным сном, чувства, которые сильно бы отличались от сыновних. Добавим, что знаменитая тетралогия, подобно греческой трагедии, вообще является апофеозом кровосмешения. Из либретто оперы следует, что сам Зигфрид появился на свет от связи брата и сестры, Зиглинды и Зигмунда, которых родила богу Вотану земная женщина. Брунгильда – также дочь Вотана. Поэтому, если быть до конца последовательным, ее связь с Зигфридом – это любовная связь племянника и тетки. Интерес же Одена к «бесплодным» союзам объясним очень просто. На материале истории искусств он – одним из первых, кстати, в середине века – пытался понять этическую и эстетическую основу гомосексуальных отношений и открыто рассуждать об этом.

Нелюбовь к Брамсу находится в поле общей неприязни Одена к романтизму в духе Шелли и Вордсворта – хотя, конечно, мир Брамса настолько велик, что перечеркивать его вот так, походя, было все-таки неправильно. Возможно, в Брамсе Одена отталкивала его непредсказуемость, непрозрачность, неровность. Вообще музыкальные суждения Одена звучат, мягко говоря, слишком опрометчиво. В любом другом случае этот радикализм был бы неуместен, если бы Оден каждый раз не оговаривал принцип отбора, которому следовал. Так вот, на полюсах его пристрастий были прозрачная энергичная легкость Россини и Моцарта и патетическая героика опер Вагнера. Героический романтизм древних германских легенд (которые «озвучил» Вагнер) всегда привлекал Одена, который однажды сказал – опять-таки за обедом у Стравинского: «Я хочу, чтобы на моих похоронах играли траурный марш из оперы „Зигфрид“». С другой стороны, следуя тезису, что «цель искусства – удовольствие», Оден призывал слушать увертюры Россини в пику поздним квартетам Бетховена, которые якобы умаляют жизнерадостную приподнятость духа. И последнее: читая отзывы Одена об опере, не следует забывать, что его пристрастия во многом определялись его нетрадиционной сексуальной ориентацией. Поэтому любовь к колоратуре бельканто – как и к оперной драме Вагнера – можно интерпретировать еще и с точки зрения «пассивен – активен» в гомосексуальной паре.

«Я рад, что самое глупое определение поэтов–„безымянные законодатели мира“ – дал поэт, чьи стихи я просто не перевариваю. Звучит так, как будто речь идет об агентах тайной полиции», – писал Оден о Шелли. Романтизм – в изводе Шелли более, чем у Йейтса, – раздражал Одена проповедью иллюзии, что поэзия может и должна влиять на социальное и духовное устройство мира и обязана откликаться на события политической истории общества. Еще в 39-м году Оден писал в триптихе памяти Йейтса, что «поэзия ничто не изменяет, поэзия живет / В долинах слов своих…» (перевод А. Эппеля). А вот прозаический отрывок на ту же тему – из его книги «Конкретный мир»: «Нет спору, пусть поэт, если хочет, пишет на злобу дня, высказывается против социальной несправедливости и политического зла. Главное, чтобы он помнил одну вещь. Единственный человек, который выиграет в этой ситуации, будет он сам. Это его литературная репутация улучшится среди его единомышленников. А несправедливость и зло останутся в точности такими же, какими они были до того, как он раскрыл рот». Поэтому в разговоре о романтизме и романтиках Оден всегда выступает на стороне Байрона и его Музы, «дочери европейского города».

См. сатирическое стихотворение Одена «Пляска смерти» («Dance Macabre»), написанное расшатанным амфибрахием, которым часто пользовался Роберт Браунинг (1812–1889), английский поэт и гуманист.

В «Письме лорду Байрону», однако, Оден отзывался о Вордсворте гораздо резче – см. десятую строфу третьей части: «Я рад, что наши мнения совпали, / Что Вордсворт был занудой и для вас». Этот пассаж – прямая перекличка с самим Байроном, который написал о Вордсворте в «Дон Жуане»: «А Вордсворт наш в своей „Прогулке“ длительной – / Страниц, пожалуй, больше пятисот – / Дал образец системы столь сомнительной, / Что всех ученых оторопь берет. / Считает он поэзией чувствительной / Сей странный бред; но кто там разберет, / Творенье это – или не творенье, / А Вавилонское столпотворенье» (перевод Т. Гнедич). Что касается общей взаимосвязи «Письма» и «Дон Жуана», об этом мы поговорим отдельно.

Роналд Фирбэнк (1886–1926) – английский эстет и эксцентрик, автор романов «Тщеславие» (1915), «Гордый негр» (1924). Манера сатирического изображения действительности в произведениях Фирбэнка повлияла в свое время на творчество Ивлина Во и Олдоса Хаксли.

Проза британского политического деятеля, дважды премьер-министра Бенджамина Дизраэли (1804–1881) почти неизвестна русскому читателю, однако его романы, проникнутые аристократическим эскапизмом, были весьма популярны в викторианской Англии. (М. Д.)

Эдуард Эстлин Каммингс (1894–1962) – американский поэт, живший в Париже. Виртуоз английского языка, синтаксически и графически добивавшийся фантастического отстранения поэтической формы – что привлекало Одена и требовалось при переводе Катулла.

Здесь: выспренний, духовный, возвышенный (нем.).

«Раскорячу я вас и отмужичу» (лат.), строчка из XVI стихотворения «Книги Катулла», перевод М. Амелина.

«И ненавижу ее и люблю» (лат.), строчка из LXXXV стихотворения «Книги Катулла», перевод Ф. Петровского.

Секст Проперций (ок. 50 г. до Р. Х. – ок. 15 г. до Р. Х.) – римский поэт. Его проникнутая меланхолическими настроениями любовная лирика оказала влияние на развитие элегического стиля. (М. Д.)

Имеется в виду, конечно же, опера Моцарта «Cosi fan tutte», которая в русском «прокате» называлась «Так поступают все женщины».

«Застольные беседы» были записаны Ансеном в период частых размолвок Одена с Честером Каллманом. Понятно, почему темы фатальных развязок и образы отвергнутых любовников вызывают массу ответных эмоций у поэта. Понятно, отчего он признается в любви к опере «Бал-маскарад», которая закручена вокруг роковой страсти Риккардо и Амелии. Понятно, почему он особенно ревностно защищает оперу «Дон Паскуале», главного героя которой обвела вокруг пальца молодая пара. И ясно, за что он сочувствует королю Марку из «Тристана и Изольды». Даже Фальстаф, если разобраться, привлекает Одена в настоящий момент тем, что безответная и почти отеческая его любовь к молодому принцу Генри остается в результате невостребованной. И во всех почти случаях он настойчиво проецирует ситуацию на себя, пытаясь найти в материале классической литературы объяснение тому, что творится в его собственной биографии. Ответом станет его знаменитое стихотворение «Я остаюсь тем, кто любит сильней»: «Звездам, поди, неохота гореть вот так: / Страстью дарить, получая взамен медяк. / Если в любви невозможно сравняться, то / Я остаюсь тем, кто любит сильней…».

«Это не мужчина» (нем.).

«Парсифаль» – последняя опера Вагнера, написана в духе религиозно-мистического действа. Король Титурель, получив чашу Тайной вечери – священный Грааль, – спрятал его в своем замке, куда был закрыт доступ грешникам.

Фраза сказана с учетом того, что партия Изольды написана для сопрано, а партия Тристана – для тенора.

Здесь Оден мимоходом говорит о том, к чему неоднократно обращался в своем творчестве. Тристан Вагнера и Дон Жуан (Байрона и Моцарта) – фигуры, которые у Одена всегда оказываются вместе: см. его эссе «„Дон Жуан“ Байрона», «Заметки о музыке и опере», «Валаам и его ослица». Оба символизируют ложную любовь, но ложную не с моральной точки зрения института гетеросексуального брака, а с позиции страдания, которое она приносит. К ним можно причислить и героя либретто Одена к опере Стравинского «Похождения повесы» – Тома Рокуэлла. Стоит также напомнить, что сама опера была задумана Стравинским как перекличка с «Дон Жуаном» Моцарта.

«Qui tollis peccata mundi, miserere nobis» (лат.). – «Вземляющий грехи мира, помилуй нас». Строка из мессы «Gloria in Excelsis Deo» («Слава в вышних Богу»).

«Kyrie eleison» (церк., греч.) – «Господи, помилуй». Песнопение в начале мессы.

Хуго фон Гофмансталь (1874–1929) – австрийский драматург и поэт, наибольшую известность получили его тексты, написанные для Р. Штрауса: «Электра», «Кавалер роз», «Арабелла».

Итальянский журналист и писатель Курцио Мала-парте (1889–1957), его роман «Капут» (1944) имел яркую антифашистскую направленность.

Сэмюэл Джонсон (1709–1784) – английский писатель и лексикограф. Составил «Словарь английского языка», где впервые характеризовал словарные единицы по их употреблению лучшими мастерами изящной словесности своего времени – чем, безусловно, был симпатичен Одену, который мечтал попасть в Оксфордский словарь английского языка на тех же условиях.

Артур Ивор Уинтерс (1900–1968) – американский поэт и критик, настаивавший, что литературные произведения следует оценивать не только с эстетических, но и с нравственных позиций. Его нападки на Генри Джеймса и Т. С. Элиота стали предметом бурной полемики. (М. Д.)

Рэндалл Джаррел (1914–1965) – поэт, один из самых проницательных и страстных американских критиков середины века. Поклонник и одновременно яростный противник Одена, Джаррел очень много писал о его «поздней» идеологии и поэтике. Часто и обоснованно упрекал Одена в схематичности, в том, что Оден сводит поэзию к набору абстрактных риторических фигур. Вот образец его письма – фрагмент эссе «Смена убеждений и риторики в поэзии Одена»: «Оно (изменение. – Г. Ш.) было неизбежным результатом развития его риторики, шедшей на поводу его поэзии и его мысли, которые становились все более абстрактными, все более публичными, прозаичными. Риторические механизмы его поэтики давали ему иллюзию, что с помощью этого квазинаучного способа можно анимировать любой, даже мертвый, материал и сделать его риторически пригодным. ‹…› Оден хотел, чтобы его поэзия была строго организованной, логичной, ортодоксальной, внятной и т. д. Следуя в этом направлении, он настолько быстро развивал риторический метод поэтического выражения, что тем самым полностью разрушил свои лирические способности».

См. стихотворение Одена, которое начинается со строчки «Some say the love’s a little boy» («Говорят, любовь – мальчишка…»). Оден называет его по строчке рефрена – «Расскажи мне правду о любви».

Кристофер Ишервуд – прозаик и драматург, старинный друг и однокашник Одена по Оксфорду. Вместе с Ишервудом Оден жил в Берлине в конце 20-х, потом путешествовал по Китаю, и наконец вместе они высадились в Америке весной 39-го. Дружеские отношения между ними сохранялись на протяжении всей жизни, хотя к деятельности Ишервуда в Голливуде – равно как и к восточным увлечениям автора романа «Прощай, Берлин» – Оден относился весьма скептически.

Вскоре после прибытия в Америку Оден встретил Честера Каллмана – молодого американца, который стал объектом мучительной привязанности всей жизни Одена. До этой поры все любовные увлечения Одена носили количественный, концептуальный или экспериментальный характер. Каллману – личности, по всей видимости, довольно заурядной – суждено было перевернуть представления Одена о смысле любви в жизни человека. Всю жизнь писавший «на контрапункте» противоположных понятий и суждений, Оден вдруг обнаруживает в себе точку опоры: перманентное – несмотря на измены и расставания – чувство, которое не поддается «снижению» иронией и не «лечится словом». Именно в этом чувстве Оден видит выход из тупика одуряющей двоякости современной цивилизации. От стихотворения к стихотворению слово «любовь» все чаще и чаще мелькает в его поэтическом словаре. И хотя очень скоро он начинает писать «Любовь» с прописной, превратив ее в очередную абстракцию, за этой абстракцией все-таки был, стоял новый – драматический и неподдельный – опыт.

См. стихотворение, написанное в ноябре 1934 года, «Easily, my dear, you move, easily your head». Вот строфа, которую имеет в виду Оден – в переводе В. Топорова: «Ростом в 5 футов, в 6 футов, в 7 футов, / Тянутся армии, карты запутав: / Гитлер, кривляясь; визжа, Муссолини; / Черчилль, пытаясь польстить населенью; / Рузвельт, хрипя, – и, крича, Ван дер Люббе, – / Здесь раздвигаются влажные губы».

Наконец-то вещи названы своими именами. Наконец-то можно утверждать, что, сколько бы наш герой ни печалился о бедствиях века, в итоге существование – каким бы оно ни было – всегда расценивалось им как высшее благо. «Моя обязанность по отношению к Богу – быть счастливым; моя обязанность по отношению к ближнему – доставлять ему удовольствие и уменьшать его боль. Ни один человек не способен сделать другого счастливым», – писал Оден в одном из своих эссе. «Счастье – это не право человека. Счастье – это его обязанность. Поэтому быть несчастливым – грех», – добавлял он. В этом же пункте он расходился и с модным психоанализом Фрейда: «Ошибка Фрейда – как и большинства психоаналитиков – в том, что удовольствие они рассматривали с негативной точки зрения. Фрейд, видите ли, считал, что счастье аморально и радость человека неприятна Всевышнему» (из дневника 1929 года).

Только с учетом всего вышесказанного можно понять и поэзию Одена, и его критические высказывания, и его бытовые пристрастия: от выпивки до увертюр Россини. Только теперь становится понятным количество «present continuous tense» в стихах Одена – поскольку счастье как способность переживать реализует себя только в форме настоящего времени. Поэтому стихи Одена – как и поэзия вообще – внеисторичны: любой сюжет из истории он всегда «склоняет» на настоящий момент – «на время», текущее здесь и сейчас. Если «удалить» из поэзии Одена риторику абстрактных понятий, останется именно это: фантастическое ощущение подлинности «настоящего» – внешнего и внутреннего; их совпадение. Собственно, «Застольные беседы» Одена и есть этот остаток «настоящего времени», доставшийся нам после «вычитания» риторики и поэтических образов. Это апология позитивного – от удовольствия выпить коктейль old fashioned до эмоций по поводу «Лоэнгрина» Вагнера. Вот теперь отождествление Одена с автором высказывания «остановись, мгновенье» уже не кажется натянутым. Мироощущение Одена – это бесконечное признание в любви и любопытстве к миру, благодарность хотя бы за то, что «ты орешь от боли». Благодарность за то, что любовь и любопытство возможны даже в том случае, если они остаются абсолютно безответными. За то, что: «Выключи звезды, сотри их с лица небес – / Я очень скоро смогу обходиться без. / В небо ночное уставясь, в его наготу, / Я полюблю и его черноту, пустоту».

Роберт Сеймур Бриджес (1844–1930), английский поэт-георгианец, много экспериментировавший с метрикой. Он провел в Анн-Арбор, Мичиган, три месяца в 24-м, когда ему было восемьдесят лет. Оден преподавал в Анн-Арбор с октября 41-го по май 42-го.

Перл Бак (1892–1973) – американская писательница. Автор романов о нелегкой жизни китайского народа «Земля» (1931) и «Сыновья» (1932). Лауреат Нобелевской премии 1938 года.

Странно, до чего мало Оден говорит об Элиоте – о своем прямом предшественнике и учителе. Об Элиоте, который был для поколения Одена чем-то вроде Бродского для поколения российских стихотворцев 90-х годов. Об Элиоте, которому на суд он когда-то отправил свои первые стихи. Об Элиоте, который удостоил начинающего стихотворца письменным ответом, который был, как говорят англичане, encouraging, т. е. ободряющим. Действительно, Оден начинал как прямой подражатель Элиота. Его ранние стихи имитировали гремучую «элиотовскую» смесь современного заводского пейзажа и античной мифологии, но впоследствии оказались лишь отправной точкой «ухода» от влияния мэтра. Всю жизнь Оден как будто спорил с Элиотом. Всю жизнь он писал как будто с оглядкой на мэтра. Каждое его крупное произведение – например, «Век тревоги» или «На время» – можно рассматривать в качестве «нашего ответа» на крупные сочинения классика: на «Четыре квартета» или «Камень».

«Жизнь и творчество» Элиота были системой последовательных шагов к сужению и кристаллизации своих убеждений. «В искусстве я классицист, в политике монархист, а в религии – католик» – таким оказался идеологический финал жизни английского американца: и у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что Элиот, этот самый серьезный человек в поэзии XX века, не лукавил.

Напротив, Оден всю жизнь проживал и изживал в себе разные формы идеологии. Его «жизнь и творчество» – это система непоследовательных шагов к расширению и распылению любых – кроме филологической – форм идеологии. Под занавес жизни утверждать про себя что-то определенное он не мог и не хотел, а если и утверждал, то с непременным подвохом. В конце концов убеждения нашего американского англичанина были выстроены так же, как и его поэзия: по принципу коллажа. В предисловии к сборнику эссе «Рука красильщика» Оден демонстративно описывает Рай, то есть публично заявляет систему ценностей, которая бы удовлетворяла его по эту сторону жизни. В этой замечательной утопии с английским климатом Оден исповедовал облегченный средиземноморский вариант католицизма (со множеством локальных святых в качестве отголоска пантеизма или реверанса в сторону свободы выбора), носил платье по парижской моде 30-х годов прошлого века, не читал газет и не слушал радио, ходил в оперу, наслаждался памятниками покойным самодержцам, говорил на смешанном языке с высокоразвитой системой склонений на основе английского и немецкого, перемещался только на гужевом транспорте и жил в доме, построенном в колониальном английском стиле XVIII века с оборудованной по последнему слову техники ванной и кухней.

Согласимся, ничего подобного Элиот не мог себе позволить.

Но – факт – когда-то именно Элиот научил Одена жонглировать стилями и цитатами. Именно Элиот первым ввел в поэзию прямое и скрытое цитирование и научил Одена и его современников строить поэтику «с чужого голоса», то есть на вторичном материале самого искусства. Именно Элиот показал, как поэт может философствовать, а философ излагать свои мысли поэтическим языком.

Отсюда же – с языка – начиналось и фундаментальное расхождение Элиота и Одена. Элиот всегда говорил, что любые поэтические «сложности» – цветистый синтаксис, рваный ритм, перенос строки, использование устаревших слов или неологизмов – должны быть адекватными тому, о чем ты говоришь. «Литературность» и «манерность», по мнению Элиота, особенно хороши тогда, когда в них слышны отголоски естественной речи – как у Шекспира, например, или у того же Хопкинса. «Когда же автор из любви к усложненной структуре теряет способность выражаться просто, когда он настолько привязан к схеме, что начинает сложно выражать то, о чем на самом деле надо сказать просто, и этим сужает свою область выражения, процесс усложнения перестает быть здоровым, и писатель в конце концов теряет точку соприкосновения с живым языком». Цитата из эссе Элиота «Что такое классик?» (перевод Н. Бушмановой).

И последнее. Написав поэму «Полые люди», Элиот – как ни странно – описал не себя, а тех, кто в поэзии шел за ним и наступал ему на пятки. Этими «полыми людьми» оказались соседи Одена по поколению и творчеству – и сам Оден: младшие современники Элиота. Им предстояло стать подопытным материалом, на котором отразились все идеологические «взрывы» XX века. Что им оставалось? Прийти к тому, что соль этой жизни – не идеология или религия, а максимально изощренный, богатый нюансами поэтический язык, с помощью которого можно спрятаться от идеологических кошмаров этого века, навязав этому веку свою диктатуру – лингвистическую.

Основатель издательства «Рэндом Хаус», первый американский издатель Одена.

Оден одолжил отцу Каллмана деньги на покупку этого дома на Лонг-Айленде.

Гаэтано Доницетти написал 74 (!) оперы. В настоящее время в мире исполняют около десятка его оперных сочинений. Возможно, опера «Дон Паскуале» пришлась по вкусу Одену не только образом обманутого любовника и развлекательной буффонадой, но и социальным подтекстом. Теодор Адорно, например, видел в этой опере столкновение среднего класса – который представляют молодые любовники – с феодалами, которых олицетворяет поколение «стариков».

Оперная дилогия Берлиоза, 1859

Кирстен Флагстад (1895–1962) – норвежская певица, сопрано. Солистка оперных театров Осло, Нью-Йорка, Лондона. Запись «Тристана и Изольды» в 1952 году под управлением Фуртвенглера, где Флагстад исполняла партию Изольды, и по сей день считается непревзойденной.

«Озен, ты чудовище!» (нем.)

Ария Реции из второго действия оперы Вебера «Оберон».

Хуго Вольф (1860–1903) – австрийский композитор. «Коррехидор» – его единственная законченная опера.

Ссылки на Одена есть в приложении к словарю.

Джон Лидгейт (ок. 1370–ок. 1451) – английский поэт, последователь Дж. Чосера. Автор аллегорической поэмы «Жалоба Черного рыцаря», стихотворной хроники «Книга о Трое». Предостережение Чосера содержится в стихах 1793–1799 его «Троила и Хризеиды» (ок. 1385). (М. Д.)

«Целий, Лесбия наша, Лесбия эта, / Эта Лесбия, что была Катуллу / И себя самого и всех милее…» (лат.). Первые строки LVIII стихотворения «Книги Катулла», перевод Ф. Петровского.

Николсон, сэр Гарольд Джордж (1886–1968) – английский дипломат и литератор. В 1913-м Николсон женился на писательнице Виктории Сэквилл-Уэст (1892–1962), которая, между прочим, послужила прототипом Орландо в одноименном романе Вирджинии Вулф. Несмотря на гомосексуальные наклонности и Николсона, и его супруги, их брак, основанный на глубокой привязанности, прервался только со смертью Сэквилл-Уэст в 1962 году. Пруст познакомился с Николсоном в марте 1919-го. (М. Д.)

«Какой красивый был песок! Какой красивый был песок!» (фр.)

Исключено, невозможно (нем.).

Здесь: цельность (фр.).

«Иисус отвечал» (нем.).

«Что я написал, то написал» (нем.). Ин 19:22.

«И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом… И выйдя вон, плакал горько» (нем.). Мф 26:75.

Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (ок. 1525–1594) – итальянский композитор, глава римской полифонической школы, адепт хоровой полифонии строгого стиля. (М. Д.)

Фрэнсис Спелман – кардинал-архиепископ Нью-Йорка с 1939 года. (М. Д.)

Король Георг V скончался 20 января 1936 года. 23 ноября 1937-го Оден получил Золотую королевскую медаль за поэзию от Георга VI. (М. Д.)

Имеется в виду Николай Набоков – композитор, кузен Владимира Владимировича. Ему посвящено стихотворение Одена «Леса» 1952 года.

Высказывания Одена в адрес Советской России носили довольно резкий, хотя и аллегорический характер – поэтому до поры до времени оставались «не прочитанными» советской цензурой. Однако после «конкретного» стихотворения «Август 1968» на ввод советских войск в Чехословакию (с ключевым и недвусмысленным образом Людоеда) путь к русскому читателю Одену был надолго заказан.

В составе санитарных бригад Оден участвовал в войне в Испании на стороне республиканцев. Об этом см. его знаменитое стихотворение «Spain».

Д. С. Мирский (литературный псевдоним князя Дмитрия Петровича Святополк-Мирского) – историк русской литературы, вернулся в СССР из эмиграции в начале 30-х, был арестован в 1937-м и умер в тюрьме в 1939 году. (М. Д.)

Ключевое для Одена понятие, восходящее к правовой системе Древнего Рима. Вот его определение этого понятия в эссе «На американской сцене» из «Руки красильщика», где Оден говорит о принципиальной разнице европейского и американского общества: «Фундаментальная предпосылка европейского romanitas, светского или церковного, заключается в том, что добродетель стоит выше свободы, т. е. важно прежде всего, чтобы человек думал и действовал правильно. Предпочтительно, конечно, чтобы человек поступал правильно сознательно – руководствуясь свободным выбором собственной воли. Но если этого не происходит, человека принуждают: чаще всего – интеллектуальным давлением со стороны системы образования и культурных традиций, реже – физической силой, ибо свобода поступать вразрез с нормой является не правом, а исключением. Фундаментальная предпосылка того, на чем, выражаясь фигурально, стоит Америка, заключается в обратном: в том, что свобода здесь выше добродетели, т. е. свобода неотделима от права на исключение из правила. Сама по себе свобода выбора не плоха и не хороша, она – необходимое условие существования человека, без которого ни добродетель, ни зло не имеют никакого значения. Конечно, выбор добродетели предпочтителен, но лучше самому выбрать зло, нежели получить добродетель по чужому выбору».

Читая все последующие пассажи Одена о французской культуре, следует помнить о его тотальной франкофобии и о том, что он всегда был ориентирован на северную культурную парадигму с ее героикой в духе исландских саг. Но неприязнь Одена ко всему французскому – это еще и неприязнь человека, который воспитан в системе социальной английской субординации, где все построено на владении манерами, на пресловутых английских manners. Поэтому культура, которая ориентирована на стиль, оставалась закрытой для Одена и не могла вызывать ничего, кроме раздражения. Манеры – это знаки, указывающие на содержание. Они должны соответствовать друг другу и отвечать друг за друга. В творчестве Одена манеры, знаки превращаются в художественные тропы – то есть в аллегории, столь им любимые. В то время как стиль – это бесконечное скольжение по поверхности, которое становится собственным содержанием. Поэтому с точки зрения культуры manners культура стиля – это прежде всего чудовищное несоответствие и – значит – ложь. А для культуры стиля считается нормальным, что Сартр ловил «на экзистенциализм» студенток, которых ему поставляла профессор Симона де Бовуар, цинично дефлорировал их в меблированных комнатах, а потом писал изысканные эссе о свободе и ответственности. Собственно, этот «подходец» и не переносил Оден, требовавший во всем – в плохом и хорошем – честности, то есть соответствия. Разница культур, естественно, зафиксирована и в языках. Вот исчерпывающее замечание самого Одена, записанное Робертом Крафтом на ужине у Стравинского 17 августа 1951 года: «Итальянский и английский – это языки, на которых говорят в Раю. Язык лягушатников – это язык Ада. Лягушатники были изгнаны из Рая за то, что раздражали Бога, обращаясь к нему cher maître».

Дух Вольтера (фр.).

В марте 39-го года Оден опубликовал в журнале «Нэйшн» рецензию на книги о Вольтере, написанные современными авторами. Рецензия была проникнута пиететом по отношению к Вольтеру, которого Оден аттестовал как подлинного героя демократии и ставил в один ряд с Сократом и Джефферсоном. «У демократии есть три главных врага, – писал он. – Это мистический пессимизм меланхолика, который убежден в том, что у человека нет свободы воли, это мистический оптимизм романтика, который убежден в том, что человек обладает абсолютной свободой воли, и это мистическая уверенность перфекциониста в том, что человек или группа людей обладают монополией на познание добра и высшей правды. Для Вольтера олицетворением таких убеждений были соответственно Паскаль, Руссо и католическая церковь».

Роберт Мак-Кормик, главный редактор «Чикаго трибюн», известный своей антикоммунистической публицистикой.

Книга Хью Трэвора-Роупера «Последний день Гитлера» вышла в феврале 1947 года.

Оден посетил Париж в декабре 1938 года.

Мелкий буржуа (фр.).

Слава (фр.).

Родина (фр.).