– Примерно через неделю, – охотно откликнулась учительница.

– Наверное, на тему русской красавицы зимы?.. – ткнула я пальцем в небо и, как ни странно, попала.

– Да-да, совершенно верно, – наивно раскрыла карты Маргарита Львовна. – Сочинение, которое вы писали на прошлом уроке, было подготовительным. Я рассчитывала на то, что многие из вас напишут о зиме и потренируются таким образом. Но пока у нас тренируется одна только Наташа Азарова, – скаламбурила учительница, довольным взглядом посмотрев на Наташку, мигом покрасневшую.

Наш класс быстро пустел, следующим уроком была химия. Мои одноклассники закинули в рюкзаки и сумки свои тетради, учебники, ручки и прочие принадлежности и поспешили перебраться в другой кабинет, а я собиралась медленно. И это не потому, что я была основательной. В те минуты мне все не давал покоя зуд справедливости. Никогда – ни разу на моей памяти! – ни один из моих одноклассников не сумел переплюнуть меня в плане достижений, а тут близкая подруга, хорошистка всего-навсего…

– Маргарита Львовна! – окликнула я учительницу, решительно подходя к ее столу.

Она, казалось, уже уверена была в том, что класс опустел, и по очки закопалась в тетради и методички. Вскинув на меня недоуменный взгляд, Маргарита Львовна поправила очки – «Это чтобы лучше видеть тебя, деточка!» – пронеслось у меня в голове совершенно неуместное – и застыла, глядя на меня, вся само внимание и отзывчивость.

– Ты что-то хотела, Женя? – мягко спросила она.

– Маргарита Львовна, – требовательно начала я, вознамерившись докопаться до правды, – а почему вы попросили зачитать сочинение Наташу? – у меня на языке еще вертелось «почему не меня?», но я вовремя остановилась, скромность заставила меня прикусить язык.

– Странно, что именно ты об этом спрашиваешь, Женя, – с упреком произнесла Маргарита Львовна и откинулась на стуле – это был верный знак начала педагогического внушения. – Я полагала, что ты достаточно хорошо ориентируешься в литературе и понимаешь, чем отличаются поэты и писатели от простых людей.

Тут началась столь длинная и пафосная речь, что я уже было пожалела о заданном вопросе. Ну правда, нашла у кого спрашивать! С другой стороны, врага надо знать в лицо. В данном случае моим врагом была причина, по которой Маргарита Львовна сочла чье-то сочинение лучше моего. А рассуждения на тему великих поэтов и простых смертных на меня смертную тоску нагоняли. Вот я, казалось бы, обычный человек – это если брать к примеру, – но только на первый взгляд! На самом деле я отличница, хорошая дочь, верная подруга, да просто замечательный человек. Да, я высоко себя ценила, но для этого были все основания. Ну и чем я, скажите мне, хуже всех этих писателей?

– Ее сочинение очень отличалось от всех остальных сочинений. Я имею в виду, вообще от всех сочинений, которые мне довелось прочитать на своем веку, – выдернула меня из размышлений Маргарита Львовна. – Оно особенное, понимаешь, Женя? Оно оригинальное!

У меня челюсть отвисла. Хотелось крикнуть: нет! Оно сумбурное! Запутанное, бессвязное! Оно написано потому, что Наташка не знала, о чем писать! Потому что у нее нет любимого времени года, у нее вообще нет ничего любимого! Наташка – это серая мышь, даже хуже, щепка, несомая волнами огромного людского океана. Она не может быть оригинальной. Она со временем потяжелеет от воды и опустится на дно, и никто никогда о ней даже не вспомнит.

– В этом сочинении Наташа не только рассказала о своем любимом времени года, но и назвала причины, по которым оно стало любимым, описала предысторию… Если бы в этом сочинении присутствовал сюжет, его с полным правом можно было бы назвать рассказом! Хотя существует же еще и бессюжетная проза, – задумчиво произнесла Маргарита Львовна, и я почувствовала, как ее смывает волной размышлений и уносит куда-то в неведомые дали.