Положение учащихся было тоже очень трудным. Большинство из них были принуждены работать во время летних каникул на кирпичных заводах, на лесных складах и даже на земляных и торфяных работах, причём чувствовался недостаток в одежде и крепкой обуви. Подавляющее большинство гимназисток и гимназистов зарабатывало только на своё пропитание, но некоторым удавалось усиленным физическим трудом откладывать немного денег для помощи родителям и на оплату обучения в средней школе.

В своём описании русской школы в Эстонии В. В. Руднев говорит:

«Нелегки были условия беженской школы в Эстонии, исключительно тяжёл труд и учителя и ученика, но с законной гордостью русская эмиграция может указать, как здоровые начала, заложенные в природе русской общественной школы, преодолевают, казалось бы, непреодолимые препятствия. Если главный фактор успеха школы, её духовный двигатель, прежде всего, её учитель, то полуголодный учитель-беженец в Эстонии, как и в других странах, несёт с честью выпавшее ему на долю почётное, но трудное служение русской культуре на чужбине. Учитель не покидает дорогого ему дела, даже получая возможность переменить профессию, иметь больший заработок. С другой стороны, никогда в прежние времена в России не пользовалась школа такой привязанностью и любовью со стороны детей. В этом, по-видимому, сказывается повышенный и по существу своему очень здоровый инстинкт национального самосохранения, заставляющий в изгнании особенно ценить всё, что служит связью с покинутой родиной, с русской культурой – русскую церковь, школу, книгу» (стр. 211).

То, что В. В. Руднев написал о русских педагогах в Эстонии, применимо к большинству учителей и учительниц и в других странах рассеяния. Русские педагоги были настоящими подвижниками и будителями русского духа.

В Латвии русское коренное меньшинство составляло 10 процентов общего населения. В области школьного дела отношения к национальным меньшинствам были урегулированы уже в 1919 году, причём школы пользовались материальной поддержкой государства. Это отразилось благоприятно и на русских школах, обсуживавших вновь прибывших в страну после революции. Начальная школа была и бесплатной и обязательной. Так как кроме трёх уездов Люцинского, Режицкого и Двинского, населённых русскими крестьянами, русские поселились и в других частях республики и, в частности, в городах, появилась необходимость расширить сеть школ с русским преподаванием. Позже, с усилением влияния тех, кто опасался «русификации» школы, права Русского школьного отдела, возглавлявшего проф. Юпатовым, были ограничены, и русские школы переведены в категорию местных латвийских школ в 1924 году. Надо заметить, что почти все русские средние школы в Латвии обсуживали не только русских, но и детей других национальностей. Вопрос об устройстве школ для беженцев почти не ставился и не был таким острым, как в других прибалтийских странах.

Перед Второй мировой войной русское просвещение получило широкое развитие, но об этом будет сказано в части, посвящённой русской общественной работе за рубежом. Необходимо отметить работу видного русского педагога Елпидифора Михайловича Тихоницкого (младшего брата митрополита Владимира и архиепископа Вятского Вениамина). Он преподавал в Риге, был членом Латвийского Сейма от русского населения, возглавлял Центральный союз русских просветительных обществ и был директором русских педагогических курсов (1875–1942).

Арестованный НКВД в 1940 году Елпидифор Михайлович Тихоницкий (1875–1942)

Русское меньшинство в Литве было незначительным и не превышало 2,7 процентов всего населения. По статьям 73 и 74 Конституции государства меньшинства пользовались национально-культурной автономией и могли пользоваться соответствующей их численности долей государственного кредита. На практике из-за неимения достаточного количества русских школ, большая часть детей обучалась в литовских школах. Так, в 1922 году на общее количество 1700 начальных школ русских было всего шесть. К тому же открытие новых русских школ было сопряжено с очень большими трудностями. Единственное русское среднее учебное заведение – гимназия в Ковно – работала в очень стеснённых условиях. Школ для вновь прибывших вообще не было, так как количество беженцев было незначительным.