– Вы полагаете, я пришла к Вам, чтобы… – осторожно произнесла она, и Викентий положительно кивнул.

Он отставил фляжку и приблизился к Зое. Она поднялась с кресла и отступила в сторону, но Викентий схватил ее и притянул к себе. Он приподнял ее голову за подбородок и насильно поцеловал, несмотря на сопротивление. Грубые манеры ростовщика были ей противны, к тому же от него отвратительно пахло сладковатым бриллиантином. Зоя взвыла от досады и отвращения и снова попыталась вырваться, но Викентий заломил ей руки и влепил короткую болезненную пощечину. Жуткая боль затмила все уголки ее сознания, и Зоя перестала сопротивляться.

Она очнулась в объятиях Викентия, и ужас охватил ее. Сопротивляться она не могла: страшно болела голова от удара, и каждое движение только усиливало боль. Она старалась мысленно отрешиться от ласк мерзавца, говоря себе, что все когда-нибудь закончится, что не надо ни о чем думать, и не казнить себя за опрометчивость. Сейчас она и вся семья во власти негодного ростовщика, но придет время, и тогда… Зоя на секунду представила, что ее обидчика сжигает небесный огонь, и ей стало спокойней, а, вообразив обугленную кожу, расплавившиеся черты лица и горящие вместе с дурацкой сеткой остатки его волос, Зоя неожиданно расхохоталась.

Викентий, оглушенный ее смехом, отпустил ее.

– Неплохо для первого раза, – заметил он. – Я всегда предполагал, что ты еще ни с кем… Но ты быстро учишься, вон как возбуждающе смеешься.

Зоя замолчала и, оттолкнув Викентия, присела на краешке кровати. Ее одежда, сбившаяся в жалкий комок, валялась у ее ног, словно обиженный щенок. Зоя подняла сорочку и набросила на себя. Все время, пока она одевалась, Викентий лежа наблюдал за ней, как торопливо застегиваются пуговицы и крючки, как приглаживаются локоны под зажимом шпилек и булавок, как обтягивают стройные ноги прозрачные чулки.

Одевшись, Зоя медленно подошла к столику, на который Викентий поставил фляжку, и сделала большой глоток.

Викентий приблизился к ней со спины и, обняв, повернув к себе. Он поразился, заглянув в глаза очаровательницы, которая несколько минут назад была полностью в его власти – они были пусты: казалось, Зоя смотрит на него и ничего не видит. Или она смотрит внутрь себя?

И тут случилось неожиданное: Викентий со слезами упал перед Зоей и, обнимая ее колени, выкрикивал бессвязные слова о том, как он увидел ее впервые еще гимназисткой, в простенькой школьной форме, как бродил возле ее дома, а потом нашел способ достичь желаемого, познакомившись с ее матерью.

– Вы гнусны вдвойне, сударь, – ледяным тоном произнесла Зоя. – Вы дали надежду моей бедной маме и обобрали нашу семью. И для чего все это? Для удовлетворения похоти? Да Вы убили меня, раздавили, как мальчик давит майского жука.

– Нет, нет, – надрывался Викентий. – Я озолочу тебя, Зоя. Все, что я копил, станет твоим, если ты хотя бы попробуешь полюбить меня. Я же еще не стар, Зоя, мне всего сорок семь, я смогу сделать тебя счастливой.

Он протянул руки к ее талии, но Зоя пребольно ударила его костяшками пальцев. Это отрезвило Викентия – он, не говоря ни слова, поднялся с колен и открыл ящик инкрустированного бюро. Порывшись в его содержимом, он достал пачку каких-то бумаг, перевязанных ленточкой.

– Бумаги, которые подписала твоя мать, – деловито произнес он и достал один лист. – Держи, миленькая, заслужила. Но помни, остаются еще девять. Будешь приходить ко мне дважды в неделю по понедельникам и четвергам, мне так удобней. А потом, глядишь, и расстаться со мной не захочешь, сладенькая моя.

Зоя вырвала бумагу из его рук и двинулась к выходу. Викентий ее не задерживал.