Оттого, что она опять кривила душой, и от самой себя пыталась скрыть, что разница-то действительно возникла – ниоткуда! – ей стало тошно. И захотелось закурить, хотя Ольга в последнее время редко позволяла себе это, голосовые связки берегла. В мыслях уже мелькнуло: «Вдруг ему не нравится, когда женщина курит? Спортсмен ведь…»

Она едва не выкрикнула вслух: «Да я и не собираюсь ему нравиться! Мне вообще плевать на то, что он подумает! Он младше меня на двадцать пять лет! Это же вечность, черт возьми… Да и не только в этом дело… Вся эта возрастная разница – не самое страшное. Хотя – страшное… Но еще страшней этот его серьез. Этот мальчик слишком… настоящий. Он из тех, кто женится на тех, с кем спит. А мне-то это зачем? И куда я с ним еду, интересно знать?!»

Но в истерике хвататься за руль было не в ее духе. Поехала так поехала. Там видно будет. Не изнасилует же он ее. И она его тоже.

Снова стало смешно: «А хотелось бы? Такой мальчик… Наверняка весь крепенький, как молодой дубок. Фу, пошлость какая!»

Не скрываясь, Ольга рассмеялась, откинув голову. Сиденья у нее в «Рено» не кожаные, затылок не утопает. Зато и не уснешь за рулем, размякнув.

– Я кажусь вам смешным?

– Да что вы, Макс! – откликнулась она устало. – Это я сама себе кажусь смешной.

– Вы не можете быть смешной.

– А вот это уже упрек в непрофессионализме! Я ведь и в комедиях тоже играю. Не видели?

Он качнул головой:

– Ваша… героиня может быть смешной. Нелепой. Некрасивой. Вы какую угодно сыграть можете! Но вы сами смешной быть не можете. Вы – самая потрясающая женщина изо всех, кого я встречал в жизни.

Ее вдруг охватило разочарование:

– О-о! Макс, чего вы от меня добиваетесь? Вы так откровенно мне льстите… Вам для кого-то нужна протекция в театре? Или что? Почему вы вцепились в меня мертвой хваткой?

– Не знаю.

Его слова только углубили разочарование: не знает. Ольга мигом призвала на помощь всю свою иронию: «А ты ожидала, что он признается тебе в любви с первого взгляда? Нелепо… Пора уже понять наконец: вспышки страсти остались позади. Только отсветы зарниц еще видны, вот до тебя и не доходит, что это все в прошлом. Свет будущего совсем другой. Без вспышек. Не так уж это и плохо…»

Но, не принимая насмешек, душа ее лепетала свое, жалобное: «Господи, не дай мне влюбиться в него! С ним невозможно будет просто переспать… Потом его вообще из себя не изгонишь!»

– Я не знаю, почему я вцепился в вас, – повторил Макс.

Глуховатый голос, низкий – не актерский. Со сцены его не расслышишь. Ольга выпрямилась, приготовилась принять удар. Лучше сейчас, не так больно будет. Да вообще не больно! Не больно…

– Мне вдруг показалось… невозможным… если вы вдруг уедете. Там, около спортклуба… Думаете, я правда дождя испугался?

Ольга растерянно заморгала: так он… И снова взмолилась: «О господи, нет! Зачем позволил моему сердчишку провалиться в эту радость?! Ведь не нужно мне этого! И ему не нужно».

– Мне показалось, что… – Макс быстро взглянул на нее: не смеется?

– Что? – спросила она, глядя на свои сдвинутые колени, прикрытые тонкой паутинкой.

Сами сжались, будто он мог ворваться в нее прямо сейчас посреди Кутузовского проспекта, в потоке машин.

– Что мир сейчас пустит трещину. Разломится надвое, если вы уедете. Меня прямо в жар и бросило от ужаса. Я не знаю, почему! Но я не мог вас отпустить, понимаете?!

– Все, Макс, – остановила она решительно. – Больше ничего не говорите.

Он послушно замолчал. Потом все же спросил:

– Почему?

– А вам надо это объяснять? Не идиот же вы! – Ольга выкрикнула это от беспомощности: не заставляй же меня повторять, сколько мне лет!