– Нет, у меня нет! – огрызнулся он.
– Если нет, значит, тебе придётся подставить Плюмо или своё плечо или спину… – перо заколыхалось из стороны в сторону и указало своим острым концом на грудь Эрика. – Или грудь, – с улыбкой добавила я, зная наперед, какая сейчас последует реакция.
– Или плечо, или ничего! – не разочаровал меня Эрик. – Но только после того, как утвержу дизайн и содержание надписи!
– И как ты себе это представляешь! – возмутилась я.
– Твоя проблема, Каро, – пожал он плечами. – Твоя и Пушистика!
В этот момент лязгнул металл открывавшейся двери. Плюмо молнией юркнуло мне в волосы, пристроившись у меня за правым ухом. Однако сделал он это лишь после того, как опять же с молниеносной скоростью, что-то черканул на затылке Эрика.
– К вам посетители, герцог Труамгурский, – гаденько усмехаясь, торжественно провозгласил тюремщик. Он открыл внутреннюю решетку и ввел в комнату трёх упитанных храмовников, одетых в красные сутаны кардиналов. Сутаны кардиналов сообщили нам о том, что все трое обладают даром ментального убеждения, а выражение их трех поросячьих рыл (назвать лицом эти физиономии было невозможно – столь мало было в них человеческого) сообщило нам о хитрости, подлости и изворотливости их обладателей.
Они в молчании дождались, пока охранник закроет за ними тяжелую стальную дверь, затем самый высокий и жирный из них открыл принесенную папку и кончиками пальцев достал оттуда лист бумаги.
– Я ничего не буду подписывать, – прорычал Эрик. – Убирайтесь вон! – он сделал шаг вперед, загородив меня своим телом.
– Но вы же ещё даже не знаете, что именно вам предстоит, подписать, Ваше Сиятельство! – так уважительно, что прозвучало это почти заискивающе, проблеял высокий. При этом он, разумеется, не преминул пропитать каждое своё слово силой убеждения. В связи с чем вполне безобидная фраза эта прозвучала, как призыв к немедленному действию. Но, к счастью, только для меня.
– Я ни-че-го не бу-ду под-пи-сы-ва-ть, – медленно, чеканя каждое слово, сквозь стиснутые зубы тихо повторил Эрик. Тем не менее, в этот раз фраза прозвучала гораздо более угрожающе, а значит и убедительней, чем его рык минутой раньше.
– Но мы всего лишь хотели, чтобы вы написали письмо своей матушке. Что, мол, вы живы, здо… – залебезили хором, опешившие кардиналы, усилив убеждающий напор на Эрика до такой степени, что мне самой (хотя обращались они не ко мне, что уменьшало уровень воздействие на меня раз так в десять) срочно захотелось написать письмо моей матушке. При этом, я напрочь забыла о том, что она вот уже шестнадцать лет как почила.
– И писать тоже я ни-че-го не бу-ду, – обманчиво спокойным голосом повторил Эрик, прервав кардинала на полуслове. – Святые отцы, надеюсь, вы хорошо понимаете значение слова: «ничего»? – поинтересовался он тихо и вкрадчиво, тем не менее, от зловещей угрозы, прозвучавшей в его тоне, меня прям в дрожь бросило. И судя по реакции кардиналов не только меня.
Все трое открыли и закрыли рот, не произнеся ни звука, после чего закивали как механические болванчики столь одновременно и синхронно, словно все три их головы были прикреплены к одной пружине. Эффект был столь заразителен, что я неосознанно заморгала им в такт.
– Убирайтесь! – распорядился Эрик, указав им рукой на дверь. – Убирайтесь или пинайте на себя!
Его преосвященство, Императорский исповедник, Бозель Всепонимающий, много лет уже служил и Императору и Императрице, каким-то образом умудряясь услужить обоим, поэтому его было труднее смутить, чем его менее опытных коллег. Он прокашлялся, пошелестел бумагами, вперил взгляд своих поросячьих глазок в Эрика и попытался вновь.