Папа работал всегда, сколько я себя помнила, но при этом, он также всегда оставался отличным отцом, не обделяя меня вниманием. У нас была особая связь: я всегда чувствовала папино настроение, стоило только взглянуть на него. Вот и сейчас я ощущала, что с ним что-то происходит, но не могла понять, что именно. Мне было страшно даже думать о том, что это могло быть связано со мной. А что, если папа узнал об Арифе?! Хотя нет, тогда он бы вел себя по-другому. Я тут же успокоилась.

— Доброе, дочь, — ответил папа.

Его голос звучал глубоко и спокойно, но в нем слышалась нотка напряжения. Папа развернулся ко мне, когда я подошла ближе и встала за его спиной.

— Вижу у тебя проблемы, — усмехнулась я, наблюдая за тем, как его пальцы нервно сжимают ткань галстука. — Ты что, резко разучился их завязывать?

Я всегда восхищалась его строгими чертами лица и тем, как он умело сочетал деловой стиль с легкой небрежностью. Сегодня он был одет в серый классический костюм и светлую рубашку, а наличие галстука говорило о запланированных важных переговорах или встрече. Папа нахмурился, заметив, как я смотрю на его серый, в тон костюма, галстук.

— Да… Что-то не ладится сегодня, — хмуро произнес он.

Папа взглянул мне за спину, и выражение его лица стало еще мрачнее. Я удивленно обернулась и увидела тетю Аню, маму Наты.

Эта миниатюрная блондинка с живыми горящими глазами и добрым нравом, сегодня выглядела бледной и грустной. Она родила Нату в восемнадцать и была для дочери больше подругой, чем матерью. К мне же она относилась с особой теплотой и любовью, часто прикрывая наши с Натой проделки перед бабушкой и отцом.

— Тетя Аня, вы заболели? — с тревогой спросила я, внимательно изучая её лицо. Я заметила, как её губы дрогнули в слабой улыбке, но в глазах всё равно читалась глубокая тревога, словно за ней скрывалось что-то большее, чем просто усталость.

— Нет, дорогая, со мной всё в порядке, — ответила она, не поднимая взгляда от своих рук. — Завтрак уже готов, я сообщу Раисе Амировне, — её голос звучал взвинчено и неубедительно, как будто каждое слово было произнесено с усилием.

— Хорошо, спасибо большое, — произнесла я с искренней благодарностью.

Я снова посмотрела на отца, который по-прежнему изо всех сил пытался завязать галстук, и заметила, как он украдкой бросил взгляд на тётю Аню. Между ними будто продолжался какой-то напряженный мысленный разговор. Она избегает его взгляда — внезапно осенило меня.

Женщина быстро пересекла гостиную и начала подниматься по лестнице, её шаги были полны решимости, но в то же время, в них чувствовалась некая растерянность. Я смотрела ей вслед, не понимая, что происходит. Почему они с папой так странно себя ведут?

— Ты что, отчитал её за что-то? — озвучила я свои предположения, надеясь на прояснение ситуации.

Папа сжал челюсть, его лицо окаменело. Он дернул галстук и стянул его с шеи, бросив на комод с явным раздражением.

— Когда это я отчитывал персонал? — прорычал он грозно.

Я услышала, как тетя Аня оступилась на лестнице, но затем ускорила шаги и исчезла из виду на втором этаже. Мне стало неловко от того, что женщина услышала наш разговор.

Я всегда считала Нату и тётю Аню частью нашей семьи. Они появились в нашем доме, когда мне было восемь лет, и обе стали мне дороги. Папа всегда относился к ним с уважением и учтивостью. Немногие согласились бы взять на работу женщину с ребенком, но папа тогда проявил человечность: он понимал положение тёти Ани, которая искала не только работу, но и крышу над головой. Так они стали жить с нами. Отец никогда не повышал голос на тех, кто работал в нашем доме; для этого была бабушка. Если кто-то и высказывал недовольство, то это была она.