— Ай! — с писком вытягивает ноги вдоль моего корпуса.

Ладонями удерживаю под коленями. Ее сумка скатывается на локоть.

Девчонка копошится, устраиваясь удобнее и что-то бормоча за моей спиной.

Чтобы не свалиться, смотрю под ноги.

Проходящий мимо мужик спрашивает: «Где хирургический корпус?». Отвечаю, что не имею понятия. У травматологии наряженная гирляндами елка. Войдя внутрь, оглядываюсь и опускаю свою ношу на подоконник. Окно украшено бумажными оленями, прямо как в старые добрые времена.

— Молодые люди, — слышу тут же. — Вы не у себя дома!

Обернувшись, вижу женщину в халате.

— Я постою, — скатывается Люба с подоконника.

— Места для посетителей, где у вас? — возвращаю ее на место. — Вы травматология или что?

— А это не ко мне вопрос, молодой человек, — лает она. — Дома на окнах сидеть будете.

— Я постою…

— Сиди, — заталкиваю Любу поглубже и кладу на колени сумку. — Я щас вернусь.

— Она меня сожрет, — понижает голос, выглядывая из-за моего плеча. Подняв на меня глаза, добавляет. — С потрохами.

Секунду торможу, рассматривая веснушки на бледном маленьком носу. От притока крови губы у нее раскраснелись.

Втягиваю носом воздух.

Если бы можно было попользоваться ее ртом без каких-либо последствий, я бы так и сделал. Ситуация усугубляется тем, что сама она смотрит на мой.

Проведя по лицу рукой, смотрю на коридор и предлагаю:

— Скажи, что у тебя нога сломана.

— Ну, да… — бормочет, отвернувшись. — В трех местах…

— Как вариант, — бормочу, отталкиваясь от окна.

Стянув с головы капюшон, сворачиваю в коридор.

5. Глава 5. Романов

Стоя на стремянке, мужик в рабочем комбинезоне вкручивает новую энергосберегающую лампочку в патрон. Старая лампочка перегорела, видимо, офигев оттого, что кофейный автомат все же выдал мне сдачу, ну или оттого, что у кого-то нашлись в кармане живые деньги для покупки этого говна.

Сделав глоток из картонного стакана, морщусь и смотрю на приоткрытую дверь с табличкой «Смотровая 1». Табличка обмотана мишурой, на дверь канцелярской кнопкой ввинчен еловый венок.

— ФИО? — приглушенный голос парня-терапевта.

— Стрельцова Любовь Константиновна.

Стрельцова, значит.

Развернувшись, шаркаю по полу кроссами, отпихивая носком чьи-то использованные бахилы.

— Полных лет?

Остановившись, смотрю на дверь.

— Девятнадцать…

Запрокинув голову, тихо смеюсь в потолок и давлю пальцами на веки.

Мрак.

Качая головой, вытряхиваю оттуда все дерьмо, которое крутилось в ней последние пятнадцать минут. О том, что я отбитый на всю голову, но раз уж у меня судьба такая, почему бы нам с маленькой Любой не поесть мороженого?

Думаю, на пару часов нас бы с ней обоих хватило. У меня интереса, у нее воображения и энтузиазма.

Просто, чтобы закрыть этот гештальт. Поцеловать ее распрекрасный пухлый рот, раз она сама этого хочет, и распрощаться без слез и сантиментов, а потом набрать Марго и заняться уже взрослыми делами.

Для девчонки — приятный опыт, о котором можно рассказать подругам, для меня — ненавязчивая прогулка по розовым единорогам.

— Давайте посмотрим, что у нас тут…

За дверью возня.

— Какие ощущения?

— Больно…

— А так?

— Ай…

— Уколов боитесь?

— Фу… — слышу смешок.

— Шучу.

Бросив стаканчик в мусорное ведро, стягиваю с волос на макушке резинку. Ерошу их пальцами и зачесываю назад.

Спустя десять минут дверь открывается.

В свете новой информации вижу то, чего не заметил раньше — она еще даже не округлилась где надо. Серый короткий свитер открывает тонкую шею и худое плечо с выпирающей ключицей, под свитером грудь такого размера, который, кажется, уходит в минус, ноги в серых ботфортах хоть и стройные, но такие же худые, как и все остальное. И бедра под детской юбкой, думаю, тоже не несут сюрпризов.