— Документы с собой?

— Да, — отвечает тихо.

— В каком районе живешь? — пытаюсь прикинуть, куда ее потом везти.

— Здесь… недалеко… — отвечает с заминкой.

— Тогда погнали, — подхватив под колени, беру ее на руки.

Вокруг шеи обматываются ее руки.

Обхожу машину. Тонкий слой снега хрустит под подошвами кроссовок. Через две недели Новый год, и этот год для меня был… разным.

Голубые глаза прямо напротив моих, все остальное, включая нос, спрятано под воротником куртки.

Спотыкаюсь об этот взгляд, подходя к пассажирской двери.

Тонкий цветочный запах посреди зимы ощущается странно, но это просто фигня в сравнении с тем, что она делает дальше — не мигая смотрит в мои глаза, а потом опускает их на мои губы.

Брови ползут вверх.

Не понял.

Показалось?

Не уверен.

Думать о наших контактирующих губах — еще больший бред, чем ее наряд. Таким, как она, полагается смотреть на губы пацанов-ровесников, а не на губы два дня небрившегося мужика, поэтому стряхиваю ее на сиденье под тихий возмущенный писк и захлопываю дверь.

3. Глава 3. Романов

— Вы всегда так водите?

Смотрю направо.

Повернув голову, косится на меня.

Рыжая коса лежит на груди, сиреневая шапка вместе с варежками сложена на коленях. Как ни странно, все это, вместе с курткой, каким-то образом сочетается. Видимо, выбор был осознанным, а не беспорядочным, как могло на первый взгляд показаться любому нормальному человеку. И это далеко не все сюрпризы, потому что коса берет свое начало с затылка, и там у нее черный бант в белый горошек, а в ушах снежинки на цепочках.

При такой любви к деталям боюсь представить, что там под курткой.

Это «вы» режет слух, но решаю оставить все, как есть.

— Как так? — уточняю.

— Как пенсионер, — смотрит в окно.

— То есть, соблюдая правила? — торможу перед пешеходным переходом.

Мой вопрос остается без ответа.

Если это была попытка завязать разговор, то неудачная.

К сожалению, помогать ей в этом вопросе я не буду. Даже если бы хотел, не думаю, что у нас найдется много общих тем для разговоров.

Сделав глубокий вдох, смотрю на дорогу.

На зебру высыпает орава матерей с санками и детьми.

В последнее время часто посещает мысль о том, что я бы не отказался от собственного. Наверное, это результат приближающегося тридцатилетия, или того, что жизнь плавно встала на проложенные рельсы, и придурку внутри меня слишком размеренно живется. Очевидно, ноги моего дебильного брака растут оттуда же. Возможно, мне просто надоел секс с женщинами, которых я не любил, или то, что ночка считается бурной, когда удалось уговорить друга выкинуть полсотни баксов на бутылку виски.

— Вы… эм-м-м… бегаете? — слышу я. — В смысле… специально?

Дергаю губы в улыбке.

— Да. Не сматываюсь от собаки, если ты об этом.

Тихий смешок, а за ним тишина.

Бывает так, что попадаешь в «зеленый» коридор из светофоров, но почему-то такая фигня никогда не случается, если это действительно нужно.

Встав в среднюю полосу, беспрепятственно двигаюсь по проспекту, собирая свои зеленые светофоры.

Снег заметает лобовое стекло, поэтому включаю дворники.

Навигатор велит свернуть налево. Игнорирую, потому что вспомнил другую дорогу.

В салоне вдруг бахает Имперский марш.

Девчонка принимается суетливо копаться в сумке, бормоча:

— Блин…

Отключает звук и смотрит на экран, жуя губы.

Протянув руку, убираю звук на магнитоле, чтобы не мешал.

— Алло, — теребит пальцами косу.

— Второй раз звоню, — слышу приглушенную претензию какого-то мужика. — Ты че родная, совсем оборзела?

Голос нифига не стариковский, но и на пубертат не тянет. Тянет на тридцатку или около того.

Неожиданно.

— Я занята, — говорит быстро.