Прогулка отменяется.

Какие, млин, пару часов? Окстись, Романов.

Даже, не смотря на цвет волос, она тот случай, на который я бы не обратил внимания, даже если бы нос к носу застрял в лифте. Просто вообще не моя песня. Моя бывшая жена, как ни крути, лет с семнадцати впахивает в спортзале, и на ее теле повсюду есть за что подержаться. Молоденькие наивные студентки вообще не мое, даже для легкомысленных, мать их, поцелуев.

Язык у нее подвешен, это бесспорно, тем не менее, нам пора сворачивать знакомство и разбегаться по домам.

— П-ф-ф-ф… — выдыхаю, положа на пояс руки.

Под моим взглядом лицо-сердечко становится подозрительным. Намек на улыбку испаряется.

Спрашиваю, глядя на нее нейтрально:

— Как дела?

Поджав губы, она на четвертой скорости мечется глазами по моему лицу. Между светло-рыжих бровей прорезается складка. Крылья маленького носа вздрагивают.

Судя по всему, мое прозрение слишком очевидно.

Опустив лицо, роняет на пол сумку и достает из рукава куртки шапку, говоря:

— Жить буду.

— Серьезные повреждения есть?

Повернувшись ко мне боком, суетливо натягивает на плечи куртку.

— Нет, — поднимает с пола сумку. — В рубашке родилась.

Это точно.

Тонкие каблуки ее сапог стучат по кафельному полу, когда идет по коридору, не оглядываясь.

Левая нога у нее еле заметно прихрамывает.

Почесав бровь, медленно пускаюсь следом.

Подойдя к окну, сваливает на него свои вещи и объявляет, стоя ко мне спиной:

— Я дальше сама. Спасибо. За все.

— Не за что, — засунув руки в карманы беговых шорт, останавливаюсь позади.

Думаю, все правовые вопросы касательно собачника возьмет на себя Чернышов, и если будет нужно, с ней свяжутся.

— Я могу отвезти тебя домой, без проблем, — откашливаюсь.

— Эм… спасибо, не нужно.

— Уверена? — спрашиваю, испытывая дискомфорт оттого, что оставлю ее здесь одну.

Ну, или оттого, что мы вряд ли увидимся снова.

— Да.

Осмотрев коридор, все же решаю уточнить:

— Кто тебя заберет? Родители?

Подняв руку, она чертит пальцем на стекле кружок, тихо говоря:

— Угу.

Звучит неправдоподобно.

Черт.

Это не мое дело. Ее кто-то заберет, не сомневаюсь.

Топай отсюда, Романов.

— Тогда счастливо.

— И вам.

Сдав назад, выхожу из травмпункта, не оглядываясь.

Снег завалил крыльцо и дорожки. Постояв минуту, сбегаю по ступенькам и направляюсь к машине по старой аллее, а когда оборачиваюсь, в окне уже никого нет.

6. Глава 6. Люба

— Ты, капец, наказана. Капец тебе. Шапку сними, а то я вижу, ты меня хреново слышишь!

— Нормально… — прислонившись лбом к стеклу, шепчу я.

— Нормально, твою мать?! Одиннадцать ночи, я тебя забираю из травматологии. Какого фига ты вообще в этом парке одна шарахалась?! Блин… — недобро смеется мой старший брат. — Из дома не выйдешь. После, твою мать, десяти! Теперь никогда. Усекла?!

Молчу, поджимая губу.

— Усекла, спрашиваю?!

— Да… — всхлипываю, обнимая себя руками.

Когда он орет, лучше не спорить. С ним вообще спорить бесполезно. Это профессиональное. Он оперуполномоченный, и полномочий у него выше крыши.

Я знаю, что накосячила.

По щеке стекает слеза.

— Нет, нифига ты не усекла, — опять психует Глеб, зажимая пищалку на руле. — Твою мать, знак не видишь, что ли?! — орет впереди стоящей машине.

Стираю слезу ладонью, провожая глазами главную елку города.

Вломившись во двор моего дома, он тормозит прямо поперек парковки.

Терпеливо жду, потому что знаю, это не конец.

Слышу его злой сап, и мои всхлипы добавляют угля.

— Ты наказана, — рычит угрожающе.

Тоскливо гляжу на свой подъезд.

— Я щас вообще не шучу, Люба.

Всхлипнув, смотрю на него.

На подстриженной почти под ноль голове черная шапка, лицо небритое, как у какого-то зэка. Краше только придумать можно. Только людей им и пугать. Он этим и занимается, причем официально.