– Я не возражала бы против такого плана, – говорит она, и я не могу понять, серьезно это или нет.

Качаю головой.

– Нет, dolcezza. – Я подношу ее руку к губам, оставляя поцелуй на теплой коже. – Не говори так. Знаю, тебе больно, но ты не такая.

– Во мне больше тьмы, чем ты думаешь, Лео. Больше ненависти, чем я могла предполагать.

Мне не нравится это слышать, но было бы наивно полагать, что Наталия невосприимчива к тьме, которая является неотъемлемой частью мира, в котором мы живем. И я говорю не только о преступном мире. По всей Америке дети стреляют друг в друга из-за всякой фигни. Мы живем в уродливом мире, и мне хотелось бы укрыть Наталию от самых худших проявлений, чтобы сохранить ее свет и доброту.

– Я не хочу этого для тебя. Ты заслуживаешь лучшего.

– Я заслуживаю тебя, – шепчет она, с тоской глядя на меня своими изумительными голубыми глазищами.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем я, и мы оба это знаем.

– Поцелуй меня, – шепчет она, переплетая наши пальцы. – Пожалуйста, Лео. Помоги мне забыть эту боль, пусть всего лишь на минуту.

Это эмоциональный шантаж чистой воды. Но в данный момент я не могу ни в чем ей отказать. Очень осторожно нависаю над ней, стараясь не задеть, чтобы случайно не сделать больно. Она закрывает глаза, когда мое лицо приближается, и мгновение я наслаждаюсь видом. Длинные густые ресницы полукругом лежат на оливковой коже, я веду пальцами по ее гладким высоким скулам. Пухлые губы размыкаются на выдохе, когда ее грудь вздымается в предвкушении. Я борюсь с соблазном уставиться на ее прекрасные груди под белым кружевным лифчиком, потому что никогда не воспользуюсь ею.

У Наталии есть не только внешняя красота. Она прекрасна по своей сути, как мало кто из людей. Именно доброта и свет, свойственные ее личности, всегда притягивают меня. Ее пылкий характер и чувство юмора только дополняют всю картину.

Я знаю, что за всю оставшуюся жизнь никогда и близко не найду кого-то, похожего на нее.

Потому что Нат такая одна. Одна на миллион. Богиня среди смертных женщин.

Уверен, что буду любить ее до самой смерти, потому что в глубине души верю: мы созданы друг для друга.

Только у мира другие планы.

– Лео. – Она открывает глаза. – Пожалуйста.

– Тебе не нужно умолять, dolcezza. Королевы никогда не умоляют. Всегда помни это, – говорю я, проводя большим пальцем по ее полной нижней губе.

– Я люблю тебя, – говорит она, и мое сердце ноет.

Мне хочется сказать ей, что тоже люблю, но это принесет нам только боль.

Я накрываю ее губы своими и нежно целую, занимаясь любовью с ее ртом, жалея, что не могу держать ее в объятиях и чувствовать тепло ее изгибов. Но я должен быть аккуратным с ее телом и сердцем. Ее пальцы зарываются в мои волосы, и я стону ей в рот, когда кровь устремляется к члену, который почти моментально встает. Я держусь на расстоянии, чтобы она не почувствовала этого, но если посмотрит вниз, то увидит, что делает со мной. Как легко возбуждает меня.

Некоторое время мы целуемся, и это самое потрясающее переживание – просто быть с ней вот так. Целоваться без ожиданий. Просто наслаждаться ее вкусом на моих губах и языке, зная, что помогаю ей отвлечься от боли.

Через несколько минут я неохотно отстраняюсь.

– Нам надо остановиться. Брандо вернется с минуты на минуту, и Матео может приехать в любое время.

Она надувает губы, и я целую ее в последний раз.

– Боже, я могу целовать тебя часами. Поцелуи никогда не были такими приятными.

– Это потому, что ты меня любишь, – говорит Нат, и я замечаю, что к ней возвращается уверенность в себе. – Тебе не обязательно говорить это. Я знаю, что не одинока. Вижу это в твоих глазах. Чувствую в том, как ты меня целуешь. Меня согревает твоя защита.