– Ну капец, – роняет кто-то.

– Теперь точно исключат.

– Это где?

– Наш на Профсоюзной, чё не видишь, – переговариваются футболисты между собой.

– Петров, Дроздов! Вы мне мешаете! – получают замечание от учителя и делают вид, что убирают телефоны.

В поле моего зрения, благодаря Горькому, попадает фотография, выложенная в этот самый чат. Потому что он, свайпнув пальцем, раскрывает её на весь экран.

Ну ясно.

Кучерявый беспредельщик прислал одноклассникам селфи из участка. Прямо перед вывеской стоит. Ухмыляется.

– Придурок, – вырывается у меня непроизвольно.

– А ты не дура? – прилетает в ответ от Горького.

Правда на том и всё. Взбудораженных выпускников снова приводит в чувство классный руководитель, оповестивший о том, что первое сочинение должно быть написано уже к завтрашнему дню.

Замечательно…

Алгебра проходит сносно. Математичка – сущая мегера, связываться с которой – себе дороже. Вон даже вернувшегося Ромасенко класс встречает тихо.

На английском всё тоже более-менее нормально. Только одна неприятная ситуация возникает. На этапе командной работы так получается, что я остаюсь не у дел. Обещавшие «принять как родную» наотрез отказываются включить меня в свои группы.

От Филатовой чуть позже узнаю про согласованный бойкот.

– Ты не расстраивайся. Это они из-за Абрамова чудят. Он у нас в классе, к сожалению, типа, лидер и…

– Да мне всё равно, – равнодушно закидываю в сумку тетрадку и ручки.

– Я взяла у Матильды Германовны твой номер. Добавлю в информационный чат. Туда я отправляю важную информацию. Это не тот чат, который без Шац, а тот, который…

– Добавляй, – перебиваю, избавляя её от необходимости что-то пояснять.

– Тат…

Встречаемся глазами.

– Если что, я не участвую в этом их бойкоте. Так что ты, будь уверена, всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Не участвует.

То, что Филатова некий изгой в классе, было понятно практически сразу. Сама я не привыкла делить людей на категории, как, впрочем, и причислять себя к какой-то из них, но вот тут, пожалуй, чётко для себя решила: в этой школе я однозначно буду сама по себе.

– Где у вас библиотека?

– На третьем этаже. Тебя проводить? – предлагает, загораясь энтузиазмом.

– Не надо, – забираю сумку и покидаю кабинет.

*********

Из библиотеки тащу целый пакет книг, выданных добрейшей старушкой, любящей классическую музыку и оригами, упомянутое Мозгалиным.

Выдохнув, спускаюсь по ступенькам и благодарю Вселенную за то, что этот отвратительный день закончился.

– Стопэ, Джугашвили.

А. Слишком рано благодарю.

Внизу меня поджидает хмурый Ромасенко.

– Я Джугели. Руки убери! – роняя книжки, повторяю, когда он тянет меня под лестницу. – Ещё раз дотронешься и я…

– Это она, – сообщает девчонке, сидящей на подоконнике.

Выдёргиваю многострадальный локоть из его мёртвой хватки.

Смотрим с девушкой друг на друга.

Хм. Где-то я её уже видела.

В голове от переизбытка имён и лиц полный каламбур, но я почти сразу узнаю его кудрявую подругу. Это ведь та самая ведущая с праздничной линейки.

– Она проколола шину?

– Да.

– И наваляла моему брату? – уточняет, выражая интонацией явное сомнение.

Ромасенко утвердительно кивает.

– Пфф. Занятно. Я представляла себе чуть ли не терминатора, – спрыгнув с подоконника, с интересом меня разглядывает.

– Я тороплюсь.

– Задержишься, – цедит сын директрисы.

– У тебя ко мне какие-то вопросы? – обращаясь к девчонке, поправляю пиджак.

– Ну, как бы, да.

– Тогда излагай мысли быстрее.

Она усмехается.

Делая это в той же самой манере, что и брат.

– Мне надо знать, что именно ты сказала полиции в тот вечер по телефону, а также сегодня в кабинете и на улице.